31 
— Сегодня нашла новый сайт о кино, классный такой, суперские обзоры, аналитические, но без претенциозности, если ты понимаешь, о чем я… — бормочет она, хотя знает, что мне неинтересно.
— Диану видела? — спрашиваю. Лорен подозрительно смотрит на меня.
— В последний раз я ее видела в библиотеке, она работала над диссертацией. Она вся сосредоточена на учебе, — говорит она с искренним восхищением, едва ли не мурлычет. В общем, теперь у нее есть новая старшая сестренка, и я живу вместе с двумя помешанными на учебе трудоголичками. Лорен начинает что-то-то говорить, потом сбивается, но все равно продолжает: — Так в чем проблема с этим макклаймонтовским эссе? Ты ведь обычно их щелкаешь как орешки?
И я ей рассказываю, в чем проблема.
— Основная проблема не в понимании или интеллекте. Она — в приложении этого самого интеллекта: я занимаюсь херней, которой мне вовсе не хочется заниматься. Единственный выход для меня — это попасть на обложки журналов, — говорю я ей, шваркая «ЕНе» о кофейный столик, так что табак с папиросной бумагой летит на пол. — А этого в жизни не произойдет, если я буду тратить свое драгоценное время на эссе о шотландской иммиграции в семнадцатом веке.
— Но это же пораженчество, — невнятно произносит Лорен. — Просто представь, что ты на журнальной обложке…
Она говорит это таким безразличным, небрежным тоном, а я только и думаю, что: ну когда же, когда, когда?
— Ты думаешь, это возможно?
Но она не отвечает, не говорит того, что мне нужно услышать. Вместо этого она начинает нести какую-то пургу, которая не дает мне ничего, кроме боли, страданий и тоски, потому что она заставляет меня выслушивать ту правду, которой нам нужно любой ценой избегать — просто чтобы выжить в этом мире.
— …все хорошо, только это ненадолго, уже на следующей неделе тебя заменят какой-нибудь штучкой, которая помоложе и посвежее. И как ты себя будешь чувствовать?
Я смотрю на нее, и меня пробирает озноб, и мне хочется закричать:
МЕНЯ НЕТ В ЖУРНАЛАХ. МЕНЯ НЕТУ НА ТЕЛЕВИДЕНИИ. НЕТ И НЕ БУДЕТ, ДО ТЕХ ПОР, ПОКА Я НЕ СТАНУ КАКОЙ-НИБУДЬ ЖИРНОЙ БЛЯДЬЮ-НЕУДАЧНИЦЕЙ, КОТОРУЮ УНИЖАЕТ КАКОЙ-НИБУДЬ ЖИРНЫЙ НЕУДАЧНИК-МУЖ НА ТЕЛЕЭКРАНЕ РЕАЛЬНОСТИ, ЧТОБЫ ТАКИЕ ЖЕ ЖИРНЫЕ НЕУДАЧНИЦЫ, КАК Я САМА, МОГЛИ РАЗВЛЕКАТЬСЯ, ГЛАЗЕЯ НА ЭТО. ЭТО И ЕСТЬ ВАШ «ФЕМИНИЗМ»? ДА? ПОТОМУ ЧТО ЭТО — МОЙ ЛУЧШИЙ СЦЕНАРИЙ, НА БОЛЬШЕЕ МНЕ РАССЧИТЫВАТЬ И НЕ ПРИХОДИТСЯ, МНЕ И МНОГИМ ДРУГИМ, ЕСЛИ ТОЛЬКО МЫ ЭТОГО НЕ ИЗМЕНИМ.
Но вместо этого я говорю ей вот что:
— Замечательно я себя буду чувствовать, потому что по крайней мере я там была, на обложке. По крайней мере я чего-то достигла. Добилась, чего хотела. Вот о чем речь. Я хочу быть наверху. Хочу жить, петь и плясать. Я, понимаешь?! Я хочу, чтобы все видели, что я есть. Что есть на свете такая Никола Фуллер-Смит.
Лорен смотрит на меня в сильной тревоге, как мать — на ребенка, который вдруг заявляет, что ему что-то не хочется идти в школу.
— Но ты же есть…
Но меня уже несет. То, что я говорю, — это бред, но бред из тех, в которых всегда есть доля правды.
— А после любительской порнушки я хочу сняться в настоящем, профессиональном порно, а потом я хочу стать продюсером или режиссером. Чтобы самой всеми командовать, понимаешь? Я. Женщина. Сама по себе. И вот что я тебе скажу: порнография — это единственное, где я смогу чего-то добиться своими силами.
— Ерунда. — Лорен трясет головой.
— Ничего не ерунда, — говорю я. Что она знает о порнографии? Она ни единого фильма не посмотрела, никогда не изучала специфику порновидео, никогда не работала в сфере секс-услуг, даже ни разу не заходила на порносайт. — Ты не понимаешь.
Лорен подбирает с пола бумагу и табак и кладет их обратно на стол.
— Это не твои слова. Наверное, этого… как его… ну, приятеля Рэба, — дуется она.
— Не глупи. И если ты имеешь в виду Терри, то мы с ним пока и не трахались, — говорю я, и мне неприятно в этом признаваться.
— Пока — ключевое слово.
— Да вряд ли у нас что-то будет. Он мне даже не нравится, — огрызаюсь я. Я слишком много говорю. Лорен знает обо мне все, а я о ней — ничего. У нее есть свои секреты, и я надеюсь, ради ее же блага, что это что-то действительно интересное. Она скорбно глядит на меня:
— Я никак не пойму, почему ты так плохо к себе относишься, Никки. Ты самая красивая девушка… женщина из всех, кого я знаю.
— Ха, скажи это тому парню, перед которым я только что выставила себя полной дурой, — фыркаю я, но после слов Лорен мне действительно становится легче. Уж такая я женщина — падкая на лесть. С виду я этого не показываю, но губы непроизвольно растягиваются в улыбке, а в животе возникает какое-то напряжение, которое распространяется до самых кончиков пальцев на руках и ногах. Ничего не могу с собой сделать.
31 
