95 
– Было заметно, что в этот жест столь многое вложено, – перебила Труде, – в жест, которым он прижал шляпу к груди. Жест означал одновременно признание в любви и просьбу о прощении. Это было очень трогательно.
– Спасибо, Труде, но я, с твоего разрешения, все же продолжу. Мисс Коллинз такая элегантная женщина: на расстоянии даже не скажешь, что ей столько лет. Девичья фигурка. Она небрежно обернулась к нему: их разделяла всего лишь одна клетка. Простая публика к тому времени отошла подальше, а мы с Труде вспомнили, как мистер фон Браун говорил о пяти метрах, и подобрались ближе, насколько осмелились, но все же момент был такой интимный, что мы робели. Прежде всего они друг другу кивнули и обменялись самыми обычными приветствиями. Затем мистер Бродский внезапно приблизился на несколько шагов и наклонился вперед быстрым, словно бы заранее обдуманным движением, так что Труде предположила…
– Да, я предположила, что он не один день втайне заучивал это движение…
– Да, похоже было на то. Согласна. Именно. Он склонился, взял ее руку, вежливо коснулся губами и отпустил. Мисс Коллинз грациозно кивнула и немедленно обратилась к другим джентльменам, здороваясь с ними и улыбаясь; мы были слишком далеко, чтобы разобрать слова. Итак, все стояли и несколько секунд никто как будто не знал, что делать дальше. Затем мистер фон Винтерштейн взял инициативу в свои руки и начал объяснять обоим что-то по поводу жирафов, обращаясь к мистеру Бродскому и мисс Коллинз так, словно они пара, – правда, Труде? Словно они милая пожилая супружеская чета, пришедшая в зоопарк под ручку. И вот мистер Бродский и мисс Коллинз, после стольких лет, стояли бок о бок (не соприкасаясь, но рядом), смотрели на жирафов и слушали объяснения мистера фон Винтерштейна. Через некоторое время мы заметили, как другие джентльмены потихоньку совещаются. И постепенно, как-то незаметно, другие джентльмены переместились на задний план; это было проделано так ловко, так тонко: они притворились, будто увлечены разговором, и потихоньку по двое-трое разошлись, так что мистер Бродский и мисс Коллинз остались перед жирафами одни. Разумеется, мы не спускали с них глаз, да и все прочие наверняка тоже, но в открытую не смотрел никто. И мы видели, как мистер Бродский очень изящно повернулся к мисс Коллинз, простер руку к клетке с жирафами и что-то произнес. Это были, конечно, очень прочувствованные слова. Они тронули даже мисс Коллинз: это было заметно по тому, как она слегка наклонила голову, а мистер Бродский продолжал свою речь; время от времени он вот таким легким-легким жестом указывал на жирафов. Мы не знали, о жирафах он говорит или о чем-нибудь другом, но он то и дело указывал на клетку. Мисс Коллинз, казалось, находилась под самым сильным впечатлением, но она такая элегантная дама: она выпрямилась, улыбнулась, и они вдвоем направились туда, где беседовали другие джентльмены. Там она с любезной улыбкой обменялась с ними двумя-тремя словами, причем с мистером Фишером говорила довольно долго, вслед за чем попрощалась со всеми по отдельности. Она кивнула на прощание мистеру Бродскому, и было видно, как он доволен всем происшедшим. Он стоял словно во сне и прижимал к груди шляпу. Потом мисс Коллинз стала удаляться по тропинке мимо киоска, фонтана – и скрылась из виду у загородки с белыми медведями. И когда она исчезла, джентльменам незачем было больше прикидываться – и они сгрудились вокруг мистера Бродского, очень веселые и возбужденные, и, судя по всему, начали его поздравлять. До чего же нам хотелось знать, что именно мистер Бродский сказал мисс Коллинз! Может, нам стоило набраться храбрости и подойти немного ближе, тогда мы бы хоть что-нибудь разобрали. Но при нашем теперешнем положении следует держаться солидно. В любом случае, все было замечательно. А деревья вокруг зоопарка – как они красивы в это время года! Что же они все-таки друг другу сказали? Труде думает, что теперь они, наверное, съедутся. А знаешь: они ведь не в разводе. Правда, интересно? Много лет живут отдельно, и мисс Коллинз называет себя мисс Коллинз, а развод не оформили. Мистер Бродский заслуживает, чтобы жена к нему вернулась. Ах, прости, за всеми треволнениями мы забыли о самом главном – о мистере Райдере! Видишь ли, поскольку мистера Райдера не было в официальной делегации, мы не решились подойти – даже когда мисс Коллинз удалилась. Ведь мистер фон Браун говорил о том, чтобы мы подошли, если он будет представлять нас мистеру Райдеру. Как бы то ни было, хотя мы не спускали глаз с мистера фон Брауна и временами оказывались с ним совсем рядом, он ни разу на нас не взглянул: не иначе, забыл обо всех, кроме мистера Бродского. Так что мы не подошли. Но когда джентльмены двинулись к выходу и уже достигли ворот, они остановились, и к ним присоединился еще кто-то: на таком расстоянии разглядеть его было невозможно. Однако Труде не сомневалась, что это был мистер Райдер: она не так близорука, как я (к тому же я забыла линзы). Она не сомневалась – да, Труде? Она была уверена, что он тактично держался поодаль, не желая еще больше смущать мистера Бродского и мисс Коллинз, – и только сейчас, у ворот, вновь занял свое место среди официальной группы. Я-то сперва подумала, что это мистер Браунталь, но я была без линз, а Труде твердо стояла на том, что это мистер Райдер. И потом, задним числом, я тоже подумала, что это вполне мог быть мистер Райдер. Значит, мы упустили случай с ним познакомиться! Они ведь к тому времени были уже далеко, в воротах, и шоферы уже распахивали дверцы автомобилей. Беги не беги – все равно не успеешь. Так что в буквальном смысле мы с мистером Райдером не встретились. Однако, обсудив это с Труде, мы решили, что практически, по большому счету, мы с ним виделись и имеем полное право так заявлять. В конце концов, если бы он находился в официальной группе, то после клетки с жирафами, как только мисс Коллинз ушла, мистер фон Браун непременно бы нас представил. Разве мы виноваты в том, что мистер Райдер, из соображений такта, остался у ворот? Короче, без всякого сомнения, представить нас мистеру Райдеру было как нельзя более уместно. Это главное. Если на то пошло, мистер фон Браун явно так и мыслил: при нашем теперешнем положении нет ничего естественней. И знаешь, Труде, – она обернулась к приятельнице, – подумав, я склонна с тобой согласиться. На сегодняшней встрече мы вполне можем сказать, что виделись с мистером Райдером. Это будет ближе к истине, чем обратное утверждение. Программа на вечер такая заполненная, что у нас не будет времени снова пересказывать всю историю. В конце концов, если формальное знакомство не состоялось, виной тому случайные помехи и ничто другое. В практическом смысле слова мы с ним все-таки познакомились. Он, конечно же, о нас услышит, если еще не слышал: он ведь захочет знать во всех подробностях, как примут его родителей. Так что мы фактически с ним знакомы, и пусть все так и думают – иначе было бы несправедливо. Ах, прости, пожалуйста, – Инге внезапно повернулась к Фионе, – совсем забыла, что говорю с давней подругой мистера Райдера. Вся эта суета должна казаться тебе просто смешной…
95 
