— Я не хочу никому доставлять беспокойство, — запротестовала Алисия. — Я вполне смогу ехать в фургоне или идти пешком, если понадобится.
— Уверен, что при желании вы сможете даже полететь, мадам, но в данном случае в этом нет необходимости. Я сказал, что доставлю вас в Сент-Луис, и я собираюсь доставить вас туда целой и невредимой. Ложитесь, завернитесь в одеяла и держитесь за койку. Мы идем через пороги.
Трэвис захлопнул дверь и удалился. Алисия испытала огромное облегчение оттого, что не нужно больше прилагать никаких усилий. Вздохнув, она сбросила с кушетки подушки, завернулась в одеяла и улеглась на полу. Идея переправиться по воде через пороги была сама по себе пугающей, но ничто не могло быть хуже того, что она испытывала сейчас. Ей нечего беспокоиться, раз Трэвис считал, что это безопасно.
Не задумываясь о возможных последствиях, измученная Алисия приготовилась к предстоящему рискованному путешествию.
Вместе с надежным помощником Трэвис вывел лодку на стремнину. Полагаясь на свои ощущения и опыт, он намеревался провести ее вниз по узкому фарватеру между опасных валунов. Пороги представляли собой постепенное понижение русла каскадом с нагромождением обломков скал, низвергаясь на которые река образовала стремительные водоскаты. При высокой воде особых проблем не возникало, но после засушливого лета сплав по ним становился опасным. Трэвис полагался на дождь и свое умение вести лодку по мелководью, избегая столкновения с зазубренными краями камней.
Обычно, когда Трэвис проводил лодку по белой от пены взбесившейся реке к спокойной воде, стремительное падение и преодоление естественных препятствий приводили его в радостное возбуждение. Но в этот день каждый раз, когда лодка взлетала вверх и, падая, ударялась днищем о воду, он ощущал ноющее беспокойство. Перед его глазами стояло лицо Алисии, становившееся, как ему казалось, все бледнее с каждым ударом или креном лодки, и ее расширенные, блестящие от страха глаза. Когда лодка наконец оказалась в более спокойных водах, ниже по течению от места причала, он закрепил свой шест на палубе и бросился в каюту.
Раздавшийся из-за двери слабый болезненный крик был достаточным поводом для того, чтобы Трэвис, пренебрегая условностями, без стука ворвался в отведенный Алисии закуток. Он чуть не упал на завернутый в одеяла сверток и не сразу догадался, что стоны исходят оттуда, а не с кушетки. Изрыгая проклятия, он опустился на колени и стал распутывать сверток, чтобы увидеть ее бледное лицо и каштановые волосы.
Когда рука Трэвиса наткнулась на липкие струйки крови, осознание случившегося обухом ударило его по голове, и он издал наполненный болью и гневом стон. Не теряя времени, он побежал на нос лодки. Город остался позади, и оставалось только одно место, где Алисии могли оказать помощь.
Отдавая короткие команды, он направил лодку мимо причала, к которому подходили фургоны с грузом. С вытянутыми от удивления лицами члены его команды наблюдали за тем, как лодка без них уходила вниз по течению.
Несмотря на жар, Алисию сотрясала дрожь. Но вот она вскрикнула от резкой боли. Сидевший в кресле возле горящего очага высокий человек поднялся и подошел к кровати, но она спала. Широкие полоски от слез на ее щеках давали представление о характере ее сна.
Он отошел к окну, отогнул бумажную шторку и посмотрел на вырисовывавшиеся в лунном свете два маленьких белых креста на склоне холма. Ему не следовало привозить ее сюда. Лучше бы он попытался вернуться вверх по течению назад в город. Хотя ему вообще не следовало брать ее в это путешествие.
Холодная пустота хижины его друга давила Трэвису на сердце. Из всех его знакомых самыми счастливыми были Ларош и Роберт. Оба отказались от бродячей жизни и обзавелись домами и семьями. Довольного жизнью Лароша он оставил в Цинциннати и надеялся получить здесь дружескую помощь от Роберта и его жены. Но вид заботливо выструганных и отмытых до белизны крестов свидетельствовал о том, что на помощь друга он может не рассчитывать.
Вспоминая о других смертях, о других погибших семьях, жертвах войн и болезней, Трэвиса охватила тоска одиночества. Вернувшись в кресло, он откинулся назад и попытался уснуть. Возможно, намерение осесть не такая уж хорошая идея. Может быть, лучше умереть в сапогах, с ножом в руке, вместо того чтобы обливаться слезами из-за каждой мучительной утраты, отрывавшей частичку его сердца.