Близилось лето, и приемы начали устраивать на свежем воздухе. Люсиль с Шарлем были приглашены на ужин в Пре-Кателан. Антуан и Диана стояли в центре оживленной компании под деревом. Еще прежде, чем его увидеть, Люсиль услышала его смех. «И он смеется без меня!» – пронеслось у нее в голове, но она уже шагнула к нему, еле сдерживая радость. С озаренным лицом она протянула ему руку. Он холодно поклонился и отвернулся. Утопающий в свежей зелени, ярко освещенный Пре-Кателан вмиг потускнел, сделался мрачным, враждебным. Ей стало невыносимо скучно, все вокруг представилось ничтожным, а собственная жизнь – постылой. Без Антуана, без его золотистых глаз, без его комнатушки, где три раза в неделю она познавала с ним несколько часов истины, этот суматошный и веселый мир превращался в декорацию бездарного художника. Клер Сантре показалась ей безобразной, Джонни – нелепым, Диана – зловещей. Она попятилась.
– Люсиль, – позвала Диана своим властным голосом, – не покидайте нас так скоро. Какое на вас красивое платье!
Теперь Диане нравилось расточать Люсили любезности. Ей казалось, что так она укрепляет свои позиции. Зато Клер и Джонни перемигивались у них за спиной: Джонни в конце концов раскололся, Клер немедленно оповестила всех приятельниц. И теперь, когда Антуан и Люсиль стояли друг против друга, бледные, смятенные, страдающие, на них устремились десятки полузавистливых-полуироничных взглядов. Люсиль вернулась.
– Я купила его только вчера, – машинально отозвалась она.
– Но, мне кажется, оно немного не по погоде.
– Все ж не настолько, как у Коко Дуред, – вмешался Джонни. – Сроду не видел так мало ткани на таком большом теле. Она говорит, его стирают, как носовой платочек. Только, по-моему, на это уходит еще меньше времени.
Люсиль поглядела в сторону Коко Дуред, прогуливавшейся под электрическими гирляндами и впрямь полуголой. Чудный, глубокий запах мокрой земли поднимался от Булонского леса.
– Что-то вы, милочка, нынче как в воду опущенная, – обратилась к ней Клер.
В глазах ее горел огонек. Она взяла Джонни под руку. Тот тоже умирал от любопытства. Повисла неловкая пауза. Теперь и Диана вопросительно посмотрела на Люсиль. «Они как свора гончих на охоте. Любопытства ради готовы меня на куски растерзать», – мелькнуло у Люсили. Она с трудом выдавила улыбку.
– Я что-то замерзла. Попрошу Шарля принести мне манто.
– Я сейчас схожу, – отозвался Джонни. – Там в гардеробе очень милый молодой человек.
Он быстро воротился с манто в руках. Люсиль избегала смотреть на Антуана, но, точно птица, видела его боковым зрением.
– У вас новое манто! – воскликнула Клер. – Что за прелесть, какой дивный серый цвет! Отчего вы раньше его не носили?
– Шарль недавно привез его из Нью-Йорка, – пояснила Люсиль.
В этот миг она перехватила взгляд Антуана. И прочла в нем такое, что почувствовала желание ударить его. Она резко развернулась и пошла к другим гостям.
– В молодости норковые манто производили на меня большее впечатление, – прокомментировала Клер.
Диана нахмурилась: на лице Антуана появилось выражение, которого она так боялась. Неподвижное, пустое лицо, незрячие глаза.
– Принесите мне виски, – попросила она.
Она не смела задавать вопросов и потому отдавала приказания. Это слегка утешало ее.
На протяжении всего вечера Люсиль и Антуан старательно избегали друг друга. Но позже, когда началась музыка и все ушли танцевать, они остались одни за столом. Сидели они на противоположных концах, и этикет требовал, чтобы он к ней подошел. Он был буквально раздавлен переживаниями последних дней. Его преследовало видение: она в объятиях Шарля, говорит Шарлю те же слова, что и ему. Перед глазами стояло ее лицо, лицо женщины, у которой есть тайна. Это выражение появилось из-за него, и он бы отдал все на свете, чтоб вновь его увидеть. Он жестоко ревновал. Обойдя вокруг стола, он сел рядом с Люсилью.
Она отвернулась, и тут что-то в нем оборвалось. Он склонился к ней. Совершенно невозможно, невыносимо, что эта женщина, всего несколько дней назад бывшая с ним, лежавшая рядом обнаженной, держится теперь точно незнакомка.
– Люсиль, – прошептал он, – что ты с нами делаешь?
– А ты? Тебе приспичило, а я должна порвать в один день. Это было невозможно.
Она казалась спокойной, но была в отчаянии и чувствовала себя совершенно опустошенной.
– Что значит приспичило? – взвился он. – Я ревную. И ничего не могу с собой поделать. Я теперь не могу лгать, это просто убивает меня. Поверь, мысль о том… о том, что…