89 
Внутри екта все было перевернуто, только бледный Перкар по-прежнему лежал, погруженный в свой неестественный сон.
— Тзэм, что происходит?
— Предательство, — бросил Нгангата достаточно громко, чтобы его услышали за пределами шатра. — Братец Конь обещал нам гостеприимство, а его родичи вознамерились опозорить его имя.
— Нет чести в том, чтобы приютить чудовищ, — проскрежетал Чуузек, которому удалось подняться на колени. Тзэм подскочил к нему и ударил кулаком в лицо; Чуузек снова растянулся на полу, отплевываясь кровью. Окровавленная повязка на его голове оказалась покрыта свежими алыми пятнами.
В дверь рванулся Мох.
— Чуузек! Перестань! — рявкнул он. Хизи впервые слышала, чтобы молодой человек повысил голос. Чуузек, потянувшийся к ножу на поясе, опустил руку и привалился к стене екта.
Мох сделал еще один шаг, пристально глядя на Хизи.
— В этом нет нужды, — заверил он ее, — нет нужды твоим друзьям умирать.
— Пока что умираем не мы, — прошипел Нгангата. Хизи никогда не видела его таким: обычно полуальва сохранял спокойствие и не замечал оскорблений.
— Я не с тобой говорю, лесовик, — ответил ему Мох.
— Ничего не понимаю, — простонала Хизи и добавила более твердо: — Убирайтесь отсюда. Все вы, убирайтесь.
Мох нахмурился.
— Я предпочел бы решить все иначе. Мой брат действовал поспешно, но из лучших побуждений. Ты должна отправиться с нами.
— Ничего я не должна, — оскалила зубы Хизи. — И ты еще говорил вчера о гостеприимстве! «Мне только жаль, что тогда гостеприимство здешнего клана окажется запятнанным». Красивые слова, но я вижу теперь, из какой дыры они вылетели. Не из твоего рта, это уж точно.
Чуузек снова сердито зашевелился.
— Назад, ты, недомерок, — прорычал Тзэм. — Я тебе шею сломаю.
— Всем нам шеи не переломаешь, — ответил Чуузек.
— Ему и не придется этого делать! — раздался гневный голос снаружи. — С дороги, вы, никчемные пожиратели падали!
Хизи заметила выражение досады, которое он, впрочем, быстро стер, на лице Мха. Он неохотно отступил; вокруг екта раздались крики, потом наступила внезапная тишина. Растолкав плечами кочевников, в дверь вошел Братец Конь и окинул менгов яростным взглядом. Его короткие кривые ноги и щуплое тело ничуть не казались теперь принадлежащими доброму старичку. В каждой его черте, в каждом движении была угроза, волк, которого Хизи раньше разглядела в нем, теперь был заметен, как свеча за бумагой фонаря.
— Вон отсюда, — тихо бросил он Чуузеку. — Убирайся из моего дома и забери с собой эти кучи навоза. — Братец Конь пнул ногой одного из убитых или бесчувственных воинов.
— Вот теперь видно, — протянул Чуузек, — теперь видно, что великий вождь предпочитает своих друзей-чудовищ собственным соплеменникам.
— Я предпочитаю, — сквозь зубы ответил Братец Конь, — не забывать о том, что завещали нам предки-менги — менги, ты, помесь дворняжки и шакала, нагло оскорбляющая наши обычаи. Я обещал этим людям гостеприимство, а ты тайком, как вор, явился, чтобы украсть мою честь. Ты вор! Конокрад!
Это было самое страшное оскорбление, которое один менг мог нанести другому. Нападения и грабеж назывались войной и поэтому были приемлемы, но украсть у того, кто дал тебе кров, с кем ты делил трапезу, было невообразимо ужасным преступлением.
— Должно быть, тебе самому нужна девчонка, старик. Братец Конь отвернулся от Чуузека и оглядел Тзэма, Нгангату, Перкара и Хизи.
— Не причинили ли тебе вреда, дитя? Кто-нибудь из вас пострадал?
— Со мной все в порядке, — ответила Хизи. — Насчет Тзэма и Нгангаты не знаю. Я только что… проснулась.
— Мы не пострадали, — ответил Нгангата. — Серьезный урон не причинен… пока.
— Не причинен? — заорал Чуузек. — Мои братья лежат бездыханные, а ты говоришь, что урон не причинен?
— Они сами напросились на это, — зловеще прошипел Братец Конь. — Не защищай их — и тебя — гостеприимство, как оно защищает этих людей, — я приказал бы распять вас всех на рамах для выделки шкур, чтобы послушать, как вы будете вопить.
— Я плюнул бы тебе в лицо!
— Хвастовство, — пожал плечами Братец Конь. — Ты еще не бывал на раме, а я бывал. — Он повернулся ко Мху. — Я тебе вчера ясно ответил. Ты можешь теперь сваливать все на своего безмозглого родича, но я знаю, кто виноват.
— Я предупреждал тебя, — тихо ответил Мох. — Я глубоко уважаю тебя и понимаю, в каком ты положении. Если бы ты позволил нам забрать ее, твоя честь не пострадала бы, — вина легла бы лишь на Чуузека и меня. Тебе только нужно было заняться чем-нибудь подальше отсюда и не спешить. Теперь же… — Он махнул рукой, и еще четверо воинов выросли в двери.
89 
