Особенно,... 
18 
— Какие у тебя планы на… выходные? — спросила она. Назвать предстоящую рождественскую неделю праздниками у нее просто не повернулся язык. Ей ужасно хотелось сделать что-нибудь для Пола. Накануне вечером Глэдис написала Полу небольшое веселое стихотворение. Утром она отправила его по факсу, и Пол сказал, что оно ему очень понравилось, но Глэдис понимала, что никакие стихи здесь не помогут.
— Ты не хочешь сходить в церковь? Венеция была для этого самым подходящим местом. Величавое убранство и тишина итальянских соборов должны были хоть немного успокоить его взвинченные нервы. Впрочем, Глэдис приходилось слышать и такое мнение, будто католические соборы подавляют человека, заставляя его чувствовать себя ничтожнейшей из земных тварей.
— Я бы сходил, но есть одна проблема… — невесело ответил Пол. — Я не верю в бога, а бог не верит в меня, так что обращаться к нему, наверное, нет никакого смысла.
— Я же не предлагаю тебе молиться, — возразила Глэдис. — Считай это… экскурсией, которая тебя развлечет.
— Скорее разозлит, — упорствовал Пол. Он явно считал, что, если бы бог существовал, он бы ни за что не допустил гибели Селины. Поняв это, Глэдис надолго замолчала. Она не знала, что еще сказать, а спорить с ним о религии ей не хотелось. К счастью, Пол первым нарушил молчание:
— А ты сама собираешься в церковь?
— Вообще-то да, — призналась Глэдис. — Мы давно обещали детям сводить их на вечернее богослужение, но Сэм был слишком мал.
Она надеялась, что упоминание о Сэме заставит Пола подумать о другом, но он, похоже, даже не услышал ее.
— Знаешь, — сказал Пол неожиданно, — мне ее очень не хватает. И я просто не в силах это выносить. Иногда мне хочется закричать. Или вырвать себе сердце, чтобы оно не болело так сильно.
— Если ты не можешь не вспоминать Селину, — сказала Глэдис, пуская в ход самое действенное свое оружие, — то подумай о том, что бы она сказала, если бы видела тебя сейчас! «Возьми себя в руки, Пол! Нельзя горевать вечно!» — вот что она сказала бы.
Седина так любила жизнь! И ты должен жить, Пол, жить ради ее памяти!
Рано или поздно Пол придет в себя — все-таки он был сильным человеком, — но сейчас ему было очень плохо, а она чувствовала себя совершенно беспомощной. Если бы он был рядом, она могла бы просто подойти к нему, положить руку на плечо или погладить по волосам, но Пол был в Венеции. С тем же успехом он мог находиться и на обратной стороне Луны.
— У Седины всегда было гораздо больше мужества, чем у меня, — сказал Пол.
— Ничего подобного, — с горячностью перебила Глэдис. — У тебя тоже достаточно мужества и стойкости. И я не сомневаюсь, что ты сумеешь выдержать все это. Надо только почаще напоминать себе, что все когда-нибудь кончается и в конце тоннеля непременно будет свет!
— А ты? Какой свет ждет тебя в конце твоего тоннеля? — глухо спросил Пол, и Глэдис почувствовала, как по телу пробежала дрожь, хотя в бакалейном магазинчике, откуда она звонила, было довольно тепло.
— Пока не знаю, — честно призналась Глэдис. — Ведь я еще только в самом начале пути. Но я верю, путь этот мой, иначе не стоило все это затевать.
— Да, — произнес Пол печально. — Ты начала раньше и движешься быстрее, чем я. Впрочем, у нас с тобой несколько разные ситуации…
И снова он погрузился в мысли о Седине, не сказав тех слов, которых Глэдис от него ждала. Он не попросил ее быть с ним, не предложил приехать, чтобы поддержать ее… Пол не мог думать ни о ком другом, кроме своей погибшей жены, но Глэдис от этого было не легче.
Пол словно подслушал ее мысли.
— Знаешь, Глэдис, — внезапно заявил он, — я мог бы сказать, что хочу быть с тобой. Но… мне это просто не по силам. Я никогда не стану светом в конце твоего тоннеля. Я не верю даже в самого себя, где уж мне быть опорой и защитой для кого-то!..
«В особенности для женщины, которая на четырнадцать лет моложе и у которой еще многое впереди», — хотелось добавить ему, но он промолчал. Как бы сильно его ни влекло к ней и как бы сильно они ни нуждались друг в друге, Пол считал, что в итоге он ничего не сможет дать Глэдис. Он может только брать, а значит, их отношения, какую бы форму они ни приняли, изначально обречены.
Это пришло ему в голову только сегодня утром, когда, стоя на мостике «Морской звезды», он смотрел, как просыпается площадь перед собором Святого Марка.
— У меня ничего не осталось, Глэдис, — добавил Пол негромко. — Я все отдал Седине.
18 
