198 
Доктор Дункан Фрейзер, «голубой» специалист-генетик, получил известность благодаря исследованиям хромосом, ответственных за гомосексуальное поведение человека. Фрейзера всегда дразнили по поводу «голубых хромосом», которых другим генетикам обнаружить не удавалось. Вообще-то ученых раздражали биологические исследования проблем гомосексуализма. Спор о том, наследственна ли педерастия от рождения или приобретается в ходе жизненного опыта, всегда имеет под собой политическую подоплеку Консерваторы отвергают всякие предположения о том, что сексуальная ориентация имеет биологическую основу. Либералов заботит, как бы ученые не намудрили с тем геном, который отвечает за передачу информации о гомосексуальности (если, конечно, он будет найден).
Исследования доктора Фрейзера привели его к взвешенному и благоразумному выводу. Среди человеческих особей, считал он, наблюдается только два типа сексуальной ориентации. Один из них присущ большинству людей, а другой — меньшинству. Все, что доктор Фрейзер изучал по проблеме гомосексуализма, а также то, что он узнал из личного опыта и своих ощущений, дало ему основание утверждать: гомосексуальность либо гетеросексуальность зависит от того, что человек получил в наследство. Сексуальная ориентация не является стилем поведения в жизни.
— Мы приходим в мир с тем набором генов, который хотим получить и который для нас приготовила природа, — любил повторять Фрейзер.
Фарук находил эту проблему очень интересной, однако его приводило в уныние то, что доктор Фрейзер не питал надежды найти генетический признак уродства карликов. Иногда Дарувалла чувствовал вину, думая, что у Фрейзера просто нет личного интереса к карликам, тогда как педики занимали все внимание этого генетика. Тем не менее дружеские отношения их сохранялись. Вскоре Фарук признался своему «веселому» другу, что он всегда не любил это слово, используемое для современного обозначения гомосексуалиста в англоязычных странах. К удивлению Даруваллы, Макфарлейн с ним согласился. Он бы хотел, чтобы такое важное для него явление, как гомосексуализм, обозначалось собственным словом, без всяких дополнительных значений.
— Слово «веселый» звучит очень фривольно, — сказал Макфарлейн.
Доктор Дарувалла полагал, что оно не нравится его другу как представителю старшего поколения. Его мать Мехер любила это слово, но часто использовала не к месту.
— Мы весело провели время. Какой веселый был вечер, даже твой отец оказался в веселом настроении, — говорила мать.
Доктора сердило, что прилагательное, являвшееся синонимом слов «радостный», «беспечный», «ликующий», использовалось в значении, относящемся к гомосексуализму.
— Если подумать, то фразеология гетеросексуальности тоже не оригинальна, — сказал Фарук.
В ответ Макфарлейн засмеялся, однако его постоянный компаньон Фрейзер откликнулся с обиженным видом.
— Из всего тобой сказанного, Фарук, мне ясно, что ты миришься с существованием гомосексуалистов, пока мы ведем себя тихо, как бы в подполье. Ты также принимаешь нас без слова «веселые ребята», поскольку это определение тебя задевает. Я прав? — спросил Фрейзер.
Однако Фарук думал совершенно о другом.
— Я не критикую вашу сексуальную ориентацию. Мне просто не нравится, как ее обозначают, — ответил Дарувалла.
В словах Фрейзера он почувствовал какое-то осуждение. Упрек напомнил доктору Дарувалле, что генетик отверг его мечты найти генетический признак, ответственный за наиболее часто встречающееся уродство карликов.
В последний раз, когда Фарук привез доктору Фрейзеру фотографии хромосом карликов, «голубой» генетик высказался мрачнее обычного.
— Карлики уже умирают от потери крови. Почему ты не оставишь этих маленьких педиков в покое? — спросил его Фрейзер.
— Если бы я так сказал, то ты бы обиделся, — не сдержался Фарук.
А чего он ожидал? Генетика — очень обидчивая наука, идет ли речь о генах карликов или о «голубых» генах. А вообще-то доктор испытал глубокую досаду по поводу того, что не мог довести до конца программу исследования крови карликов. Он даже не осознал, что аргумент «ничего не доводится до конца» взят им из радиоинтервью, которое он слышал накануне вечером, и которое воспринял тогда как глупую жалобу писателя. Но теперь, наконец, доктор оставил в покое терзания типа «ничего не доводится до конца».
Теперь Фарук второй раз за утро снял телефонную трубку.
198 
