Особенно,... 
23 
— Он ведь всегда промахивался по девятой лунке! Не надо было дразнить его из-за этого! — причитал Баннерджи.
Доктор вспомнил, что и он поддразнивал мистера Лала. Нельзя было не дразнить его за бестолковую игру в гольф, к которой он был совершенно неспособен. Однако когда Лал умер играя в гольф, его энтузиазм уже не казался таким смешным, как раньше.
Фарук смутно почувствовал какую-то аналогию между своим сериалом об Инспекторе Дхаре и последней игрой Лала в гольф. Неожиданная аналогия пришла на ум вследствие странного, неприятного запаха. Вонь была не так сильна, как если бы кто-то испражнялся поблизости, запах напоминал и что-то очень знакомое и в то же время что-то далекое. Быть может, он напоминал ему вонь кишок, гниющих на солнце, или стекающего по дренажной трубке гноя, или это была смесь запахов сгнивших цветов и человеческой мочи.
Сходство между так драматически закончившейся привычкой Лала играть в гольф и криминальными сценариями доктора Даруваллы имело свои основания. Доктор прилагал огромные усилия, создавая сценарий киносериала, по мнению большинства, не имевший никакого художественного достоинства. Зрителям образ Инспектора Дхара казался убогим и обидным, хотя сам доктор отдавал ему всю свою любовь. Хрупкое самолюбие Фарука строилось на осознании себя в качестве тайного сценариста, равно как и на прочной репутации хорошего хирурга. Но самоуважение осталось бы у него в том случае, если бы он был всего лишь сценаристом, пусть даже бессовестным барыгой, пишущим всякую дрянь ради денег, как проститутка, и настолько плохо, что стыдно было бы обозначить свое авторство.
Для публики актер, изображавший в киносериале Инспектора Дхара, начал отождествляться с его образом, и люди были склонны думать, что актер сам пишет сценарии. Фарук это знал, но ему доставляла удовольствие не слава, а создание сценариев, несмотря на то, что их высмеивали, а кинофильмы ненавидели.
В последнее время Инспектору Дхару пообещали расправиться с ним, и доктор стал подумывать о прекращении работы над сценариями, не представляя, чем станет заниматься в этом случае. Но он подозревал, что вряд ли будет сохранять верность своему кинообразу, когда тому реально угрожают убийством. Это совсем не то, что ругань журналистов на страницах газет.
Размышляя таким образом, Дарувалла пытался разобраться и в другой сложной ассоциации — игра мистера Лала в гольф, слабая вонь гниющих на солнце кишок, запах от стекающих нечистот. А может быть, кто-нибудь мочится в кустах бугенвиллей? Внезапно эти невеселые мысли прояснились. Доктор наконец-то увидел аналогию между собой и бедным мистером Лалом. Он подумал, что был таким же плохим, но очень обязательным сценаристом, как мистер Лал был плохим, но заядлым игроком в гольф.
Доктор как раз закончил еще один сценарий, по которому уже сняли последние кадры, и очередной серии предстояло выйти на экраны перед приездом в Бомбей брата-близнеца Инспектора Дхара. Сам он сейчас болтался без дела, поскольку не был обременен контрактами на интервью или снимками для рекламы новой ленты — следствие его сдержанных отношений с журналистами, освещающими кинобизнес, хотя Дхар полагал, что он уделяет им довольно много внимания. Не без оснований Дарувалла полагал, что новый фильм вызовет такие же неприятности, как и предыдущий, и думал, что именно сейчас настало время поставить в этом деле жирную точку.
Так он думал, но мог ли остановиться в любимом деле? Мог ли он писать сценарии лучше? Он и так старался изо всех сил, как бедный мистер Лал, фанатично возвращавшийся к девятой лунке, чтобы еще и еще потренироваться. После каждого его удара в разные стороны летели поврежденные им цветы, но старик снова и снова вставал в пораженные странной болезнью кусты бугенвиллей, нанося яростные удары по маленькому белому мячику. Пока однажды к этому месту не прилетели грифы-стервятники.
Дарувалла понимал — у ситуации лишь один выход — либо бей по мячу, не касаясь цветов, либо прекращай играть. Однако у него не хватало решимости ни отказаться от сценариев, ни сообщить неприятную новость Инспектору Дхару. В конце концов, невозможно стать лучше, чем ты есть. Он не в силах прекратить писанину, потому что она часть его естества.
В поисках утешения мысль его инстинктивно обратились к цирку. Фарук напоминал детей, которые с гордостью могли перечислить все имена оленей Санта Клауса или всех семи гномов в сказке о Белоснежке. Он захотел проверить свою память, называя львов «Большого Королевского цирка» — Рем, Раджа, Визирь, Мама, Бриллиант, Шенкер, Корона, Макс, Хондо, Хайнес, Лео и Текс. Знал он и львят — Зита, Гита, Джули, Деви, Бим, Люси. Доктор был в курсе того, что наиболее опасны львы между первой и второй кормежкой. Свежее мясо налипает на подушечки их лап. Пока львы маячат взад-вперед по клеткам в ожидании второго кормления, они скользят по полу и часто падают, иногда даже сильно ударяются о прутья клеток. После второго кормления животные успокаиваются и начинают слизывать кровь с подушечек своих лап. С львами всегда просто, они верны себе и не пытаются стать тем, чем не способны быть. В отличие от львов доктор Дарувалла старался быть писателем и также старался быть индийцем. Такие невеселые мысли проносились в его голове.
23 
