Особенно,... 
286 
— Это очень важная информация. Доктор обязательно захочет узнать ее как можно раньше, — сказал Сабхаш.
— Тогда передайте ее мне, — отозвался Ранджит.
— Ну… у нее нашли это … Мистер Сабхаш перешел на драматический шепот.
— Вам придется объяснить поподробней.
— У этой девочки Мадху, — сказал мистер Сабхаш, — оказался положительный тест на СПИД.
В документах Мадху Ранджит видел противоположную информацию. Второй Тата сообщал доктору Дарувалле, что тест на СПИД у Мадху оказался отрицательным. Если бы девочка болела СПИДом, то доктор Дарувалла не разрешил бы ей поехать в цирк.
— Тест ELISA оказался положительным и это подтвердилось проверкой по западным методикам, — говорил мистер Сабхаш.
— Но доктор Тата сообщил доктору Дарувалле, что тест был отрицательным, — упорствовал Ранджит.
— Это оказалась не та Мадху. Ваша Мадху дала положительную реакцию теста на СПИД, — подвел итог обсуждению Сабхаш.
— Это — серьезная ошибка, — заметил Ранджит.
— Никакая это не ошибка. Дело в том, что были две Мадху, — разгневался Сабхаш. — Всего лишь.
Однако Ранджит подозревал, что не было никаких «всего лишь». Преобразовав телефонный разговор с мистером Сабхашем в аккуратно отпечатанный доклад, который он положил на стол доктора Даруваллы, из имеющихся фактов медицинский секретарь сделал свой вывод: у Мадху и мистера Гарга что-то более серьезное, чем хламидиоз. Ранджит знал, что Гарг уезжал в Джунагад, желая забрать Мадху из цирка. Может быть, Гарг решил вернуть девочку в Бомбей только после того, как ему сообщили, что тест на СПИД не подтвердился. А может быть, это и не так. В мире людей из круга «Мокрого кабаре» и борделей в Каматипура определенный фатализм был нормой жизни.
Новость «не о той Мадху» также подождет до прихода Даруваллы. К чему торопить неблагоприятную информацию. В конце концов, как полагал Ранджит, Мадху все еще в Джунагаде с цирком. Кислотный человек, верно, еще не покидал Бомбея.
Когда Мартин Миллс позвонил в офис доктора Даруваллы, Ранджит не нашел нужным сообщить миссионеру о такой новости. Фанатик хотел, чтобы ему сменили бинты. Отец-ректор посоветовал ему и в этом соответствовать празднованию юбилея. Ранджит предложил Мартину позвонить доктору домой. Вследствие того, что Фарук отрабатывал реплики и поведение Джона Д и пожилого мистера Сетны с Рахулом, с Мартином разговаривала Джулия. Ее поразило, что брата-близнеца Дхара укусил шимпанзе, который, вероятно, болел бешенством, а Мартина неприятно задело то, что доктор не рассказал жене о досадном эпизоде.
Джулия любезно приняла приглашение иезуита на церемонию чаепития по случаю юбилея и пообещала доставить Фарука в колледж Святого Игнатия еще до начала мероприятий, чтобы доктор успел сменить повязки Мартину. Будущий священник поблагодарил Джулию, однако, когда он повесил трубку, то внезапно все малопонятное, что случилось с ним в Индии за неделю, загудело, как погребальный звон.
Начать с реакции отца Джулиана на его исповедь. Его отпущение грехов, скупое и резкое, закончилось торопливым советом сменить замусоленные и окровавленные бинты. Пастор и будущий священник явно не поняли друг друга. Когда Мартин Миллс признался, что любил мальчика-калеку больше, чем мог любить девочку-проститутку, отец Джулиан, прервав его, сказал, что ему следует меньше обращать внимание на свою способность любить. Эти слова отца-ректора означали, что Мартин должен быть более озабочен любовью Всевышнего и волей Бога и с большей скромностью относиться к своей всего лишь человеческой любви. Мартин является членом общества иезуитов, поэтому ему следует вести себя подобающим образом, а вовсе не как погруженному в самолюбование социальному работнику, который творит добрые дела и при этом оценивает, критикует и поздравляет себя.
— Судьба этих детей не в твоих руках. Ни один из них не станет больше или меньше страдать из-за твоей любви к ним или по причине отсутствия твоей любви. Перестань так много думать о себе. Ты — инструмент воли Всевышнего, а не собственное создание, — сказал отец Джулиан будущему священнику.
Такой ответ не просто поразил фанатика своей тупостью — Мартин Миллс почувствовал смятение. Такой подход отца-ректора показался иезуиту явно кальвинистским: ведь он считал, что дети уже имеют предопределенную судьбу. Не испытывал ли отец Джулиан воздействия индуизма, поскольку замечание о «судьбе» детей отдавало кармическим законом? А разве плохо быть социальным работником? Разве Игнатий Лойола сам не был социальным работником и не отдавался этому с неослабевающим рвением? Или отец-ректор только подразумевал, что Мартин не должен принимать слишком близко к сердцу судьбу детей из цирка и то, что будущий священник сделал для них, вовсе не означало, что он ответственен за все, что может с ними случиться?
286 
