Особенно,... 
293 
«Черт возьми! Надеюсь, в будущем вообще не стану интересоваться женщинами! От этого только одни неприятности», — подумал про себя актер.
В это самое время доктора Даруваллу тоже терзали ироничные мысли, но по другому поводу. После сообщения о том, кто укусил его за палец, он впервые появлялся в обществе христиан. Оказывается, выбор религии, переход в христианство был следствием любовного укуса убийцы, переменившего свой пол. Это открытие не давало ему покоя. Фарук не мог избавиться от мысли, что укусил его за палец ноги вовсе не призрак паломницы, лишившей пальца Святого Франциска Ксавьера. Отец Джулиан нанес ему еще большую рану своим приветствием.
— О, доктор Дарувалла, наш почетный выпускник! С вами в последнее время случилось какое-нибудь чудо? — спросил его отец-ректор.
После такого издевательства доктор не смог преодолеть искушения и небольшую ранку на шее будущего священника перебинтовал так, словно повязка скрывала огромное разрастание щитовидной железы. Затем он сменил бинты на руке иезуита, после чего Мартин мог с трудом шевелить пальцами. Оставалась еще полусъеденная мочка уха — на нее доктор предпринял сущее наступление с тампоном и бинтом, замотав ухо целиком. Фанатик мог слышать лишь одним ухом.
Чистые, сверкающие бинты делали нового миссионера настоящим героем. Даже Джулия поддалась этому чувству. Что касается остальных, то в вечерней дымке по двору миссии распространился слух о том, что американский миссионер только что спас на улицах Бомбея двух беспризорников, доставил их в относительно спокойное место в цирке, но там его атаковало дикое животное. Изнывая от скуки на краю зала во время торжественного чаепития, доктор подслушал драматическую историю о том, что Мартина Миллса ранил лев. И только потому, что будущий священник по натуре своей был склонен к самоуничижению, он говорил, что его укусила обезьяна.
Оказывается, ведала фантастическими слухами игравшая на фортепиано мисс Тануя. Она сменила свои угловатые очки на контактные линзы розоватого оттенка, что заставило ее глаза вспыхнуть горящим красным огоньком, как глаза лабораторной крысы. Она по-прежнему плевать хотела на те ограничения, которые накладывала на нее одежда в западном стиле, и походила на сластену-ученицу, надевшую платье своей старенькой тетушки. Как и прежде, остроконечный бюстгальтер женщины приподнял и выпятил вперед ее груди, подобно острым шпилям падающего собора, как и раньше, распятие двигалось между ее готовыми к бою сиськами, усиливая агонию умиравшего Христа. Хотя, может быть, Дарувалле это только казалось в результате потери иллюзий о религии и оттого, что его укусил Рахул.
Совершенно очевидно, юбилей был не его праздником. Доктор почувствовал какую-то смутную неприязнь к сердечной встрече христиан в стране с другой основной религиозной конфессией. Соучастие в ней доставляло ему неудобство наподобие боязни замкнутого пространства. Джулия нашла, что муж ведет себя отстраненно и даже антисоциально. Она знала, почему он вдруг так заинтересовался списком выпускников и задержался в холле, где была установлена статуя Христа с больным ребенком, а рядом висел огнетушитель. Фарук болтался в этом месте, надеясь, что кто-нибудь заговорит с ним и ему удастся иронично прокомментировать такое соседство статуи и огнетушителя.
— Я собираюсь домой, — предупредила мужа Джулия. Потом она увидела, какой он усталый, потерянный и совершенно неуместный здесь. Христианство сыграло над ним шутку, но и Индия больше не являлась его родиной. Когда Джулия поцеловала его в щеку, она почувствовала, что муж плачет.
— Пожалуйста, забери меня домой, — попросил Фарук.
26. ПРОЩАЙ, БОМБЕЙ!
А что же было потом?
Дэнни Миллс умер после новогодней вечеринки в Нью-Йорке. Только во вторник 2 января Мартину Миллсу и доктору Дарувалле сообщили от этом. Задержку объяснили разницей во времени. В Нью-Йорке оно на десять с половиной часов отстает от времени в Бомбее, однако настоящая причина состояла в том, что Вера не присутствовала на новогодней вечеринке с Дэнни, которому было уже почти 75 лет, поэтому он умер в одиночестве. Шестидесятипятилетняя Вера не знала этого до вечера первого дня нового года.
Возвратившись в отель после свидания с восходящей звездой коммерческой рекламы слабоалкогольного пива, что не проходит бесследно для женщины в ее возрасте и сильно ее утомило, она не усмотрела иронию судьбы в том, что умер Дэнни с табличкой «НЕ БЕСПОКОИТЬ», оптимистично висевшей на двери их номера в отеле. Врач сделал заключение, что Дэнни захлебнулся собственными рвотными массами, в которых, как и в его крови, содержалось почти двадцать процентов алкоголя.
293 
