68 
В воздухе Цюриха, откуда он приезжал, едва ощутимо пахло ресторанной едой, двигателями машин, горящими каминами и канализационными колодцами. В Бомбее же висел смог, небо коптили два или три миллиона печек, на которых в трущобах готовили еду. В воздухе стояла вонь гниющих овощей, экскрементов четырех-пяти миллионов людей, многие испражнялись прямо на обочинах дорог или на берегу моря. Однако проходило два-три дня пребывания в Бомбее и
Дхар заявлял, что его не раздражают городские запахи. Доктору Дарувалле требовалось для этого две-три недели — запах экскрементов пропитал воздух огромного города, где почти половина жителей пользовались туалетами на улицах, живя в домах без канализации.
В холле, где пахло плесенью от стен, доктор быстро снял сандалии вынул все необходимое из папки и старого темно-коричневого врачебного чемодана, машинально отметив, что зонтики в стойке покрылись пылью, поскольку со времени сезона дождей прошло уже три месяца. Из кухни доносился запах жареной баранины с соусом и доктор подумал, что на ужин сегодня то же самое, что и вчера. Запах еды предупреждал: у его жены ностальгия. Джулия переходила на немецкий всегда, когда оставалась с Дхаром.
Фарук вслушивался в австрийское произношение жены и перед его мысленным взором представала восемнадцатилетняя Джулия, за которой он ухаживал, старый дом в стиле бидермейер с желтыми стенами. В фойе рядом с пальмой стоял бюст Франца Грилъпарцера, в гостиной висели детские портреты — такие невинные личики. Уют дополняли бесчисленные фарфоровые птички и серебряные антилопы. Фарук вспомнил тот вечер, когда он сделал неловкое нервное движение и сахарницей разбил красочный стеклянный абажур лампы.
В той комнате было двое часов. Одни каждые полчаса играли несколько тактов вальса Ланнера и каждый час — фрагмент вальса Штрауса. Вторые часы, с разницей в минуту, играли фрагменты Бетховена и Шуберта. Фарук вспомнил, что пока Джулия и ее мать убирали осколки стекла, оставшиеся от абажура, сначала он услышал Штрауса, а затем Шуберта.
Припоминая их совместные чаепития в Вене, Дарувалла легко мог представить, какой была его супруга в девичестве. Она всегда одевалась в стиле, который бы понравился леди Дакуорт. Джулия носила кремовую блузку с пышными рукавами и высоким гофрированным воротником. Говорили они по-немецки, поскольку ее мать не владела английским языком также хорошо, как Джулия. Теперь Фарук говорил с женой по-немецки лишь изредка. Немецкий остался языком их любви, на котором они ворковали тогда в темноте и Джулия сказала ему: «Я нахожу тебя очень симпатичным». Она сказала это после двух лет их знакомства. тем не менее ему показалось, что девушка слишком поторопилась, и он ничего ей не ответил. Фарука терзала мысль, как ему сформулировать проклятый вопрос: как она относится к цвету его кожи? Внезапно он услышал:
— Особенно мне нравится твоя кожа. Она очень привлекательна рядом с моей, — сказала Джулия.
Наверное, когда люди говорят, что какой-то язык романтичен, на самом деле они наслаждаются воспоминаниями о прошлом, с ним связанном. Слушая, как Джулия говорила с Дхаром по-немецки, Фарук ощущал определенную степень интимности их отношений.
Его жена называла Дхара Джоном Д — так мальчика называли когда-то слуги, а она переняла у них эту кличку. Джулия и Фарук переняли многие словечки своих слуг, стариков Налина и Сварупы. Дети доктора и Джон Д всегда звали служанку Рупа. Слуги пережили и Ловджи и Мехер, у которых они когда-то работали. Работа в доме Фарука и Джулии была для старых слуг, словно выход на пенсию, поскольку хозяева редко жили в Бомбее. Когда они отсутствовали, слуги поддерживали порядок в квартире, что не отнимало у них много сил. Если бы Фарук продал квартиру, то куда бы делись эти старики? Он договорился с женой, что продаст апартаменты только после смерти слуг.
Хотя Дарувалла продолжал возвращаться в Индию, он редко останавливался в Бомбее на длительный срок, и поэтому мог позволить себе жить в приличном отеле. Однажды коллега по работе обронил замечание, что Фарук очень консервативно относится к вещам.
— Фарук не консервативен, скорее он экстравагантен. Он содержит квартиру в Бомбее, чтобы бывшим слугам отца было где жить, — — ответила канадцу Джулия.
В холле Дарувалла услышал, как его супруга упомянула «ожерелье королевы». Так местные жители называли цепочку огней вдоль улицы Марин-драйв, когда они светили еще белым цветом. Теперь из-за густого смога у огней был желтый оттенок и Джулия говорила, что он совершенно не напоминает королевское ожерелье.
68 
