Особенно,... 
60 
— Франсис…
— Погоди минутку, Эндрю.
Молчание длилось. Эндрю стоял и смотрел ей в спину. Руки, засунутые в карманы, теребили сонет, ощупывали кольцо. С моря подул ветерок, шевеля листву каштана и высокие стебли ирисов, колыхая красные качели.
Франсис медленно повернулась. Руки она все еще держала в карманах, но вот она подняла руку и провела ею по лицу, словно стирая с него всякое выражение. Кашлянула, словно кашель мог помочь, внести ноту обыденности. Потом сказала:
— Большое тебе спасибо, Эндрю.
Эндрю глянул ей в лицо. Такого решительного, такого мрачного лица он у нее еще не видел. Углы большого рта были с силой опущены книзу, глаза сощурились в два узких темных прямоугольника.
— Франсис…
— Ох, милый…
— Франсис, родная, в чем дело? Успокойся.
— Эндрю, дело в том, что я не могу сказать «да». То есть не могу просто сказать «да».
Эндрю разжал пальцы и вынул их из карманов! Вытер ладонь о ладонь.
— Вот как… — Он был в полном смятении и страхе. Точно он впервые очутился в присутствии Франсис, точно настоящая Франсис только что вышла из рамы, прорвав холст, на котором был написан ее портрет. Нужно было подбирать слова. Раньше разговор их мало чем отличался от молчания. Теперь он вдруг сделался чем-то шумным, хрустящим, очень трудным. — Что значит «просто», что ты не можешь «просто» сказать «да»?
Казалось, и Франсис так же трудно говорить, как ему. Она опустила глаза.
— Ну… я не могу сказать «да». Но ты не думай, ничего не изменилось. Просто… Ох, Боже мой…
— Но… но ведь ты меня любишь? Ты меня не разлюбила? — Такого мира, в котором не было бы любви; Франсис, он не знал никогда.
— Конечно, я тебя люблю.
— А я тебя, дорогая моя Франсис, и я очень хочу, чтобы ты стала моей женой. Ты, наверно, сердишься, что я до сих пор молчал, но понимаешь…
— Не в этом дело, и я на тебя не сержусь. Я сержусь на себя.
— Не понимаю…
— Мы оба… очень уж свыклись с этим… слишком свыклись… И все кругом считают, что иначе и быть не может. Это как-то неправильно.
— Ну да. Тебе кажется, что я за тобой не ухаживал, как полагается… что мы слишком хорошо друг друга знаем. Но теперь-то я буду за тобой ухаживать…
— Да нет, что за глупости. Понимаешь, мы с тобой немножко как брат и сестра.
— Сейчас мне вовсе не кажется, что мы брат и сестра, — сказал Эндрю. Никогда еще его так неистово не тянуло к Франсис. Она вскинула на него глаза. — И тебе тоже, — добавил он.
Она задумчиво посмотрела на него, и ее напряженно-суровое лицо немного смягчилось.
— Да. Странно. Хотя нет, не странно. Но я виновата, Эндрю. Я тебе ответила безобразно.
— Ты мне ответила непонятно. Это-то я понимаю — насчет того, что как будто иначе и быть не может. Точно у нас нет своего, мнения. Меня от этого тоже иногда коробило. Но не могло же это все испортить. А что, если начать сначала, как будто мы не знакомы?
— Но не можем же мы…
— Как сказать. Последние пять минут я разговариваю с очень интересной незнакомкой.
— У меня тоже такое чувство. Но это просто оттого, что наша дружба как-то нарушилась. Эндрю, милый, ведь я тебя очень люблю…
— В таком случае… Франсис, может быть, есть кто-нибудь другой?
— Нет, конечно.
— Но тогда что же? Может быть, тебе просто хочется еще подождать? Пусть мы знаем друг друга с детства, но последнее время мы мало виделись. Может быть, нам нужно опять привыкнуть друг к другу?
— Все время чувствуешь какое-то… давление…
— Ну да, ну да… все только и ждут, когда мы поженимся… это ужасно… и я знаю… для девушки… Ах, Франсис, какой же я дурак. Ведь по-настоящему ты отвечаешь мне «да», только поженимся не сразу, подождем еще. Ведь так?
— Да нет, не совсем. Этого я не говорю.
— Значит, ты говоришь «нет»?
— Не окончательно… но это нечестно… я не хочу тебя связывать.
— Я и так связан, я тебя люблю. Значит, ты говоришь «нет»?
— Ты меня заставляешь сказать «нет»!
— Неправда. Я только стараюсь понять, — сказал он жалобно.
— Я не хочу тебя связывать, — повторила она. — А ты меня заставляешь что-то сказать, вот я и говорю «нет».
— Я ничего тебя не заставляю говорить. Я просто прошу тебя выйти за меня замуж. И давно бы просил, если бы знал, что ты так изменишься. |
— Но я не изменилась.
— Ну, это положим. Я просто хочу знать, что ты думаешь. Хочешь, чтобы я подождал, а потом опять спросил?
60 
