83 
— Бросьте меня в священный водоем! — только и смог произнести потрясенный Кос.
И с неподдельным страхом посмотрел на собственный меч.
6
Последним неверующим в нашем обществе оказался Заррахид. Его убеждали уже все вместе. К этому делу присоединился даже новообращенный Сай Второй, а Кос — дослушав историю Сая в моем вольном пересказе — воспылал к Саю необоримым сочувствием и сообщил через Меня-Единорога своему несгибаемому эстоку несколько таких интимных подробностей их совместной жизни, что упрямый Заррахид мигом отказался от идеи ржавых гард и мозгов, уяснив, что никто над ним смеяться не собирается.
Хотя смеяться-то как раз смеялись. Особенно Обломок, чьи язвительные замечания сыграли не последнюю роль в деле приобщения Заррахида.
Признаться, нелегкое это дело — убедить хоть человека, хоть Блистающего в чем-то, во что он упорно не хочет верить. Особенно, когда все используют тебя, как переводчика, а ты еще норовишь и от себя пару слов вставить. Хорошо шулмусам — у тех, говорят, оружие безмозглое…
В конце концов я от них сбежал — ужинать, поскольку обед мы давно пропустили — а Кос вскоре присоединился ко мне, оставив Заррахида с его собратьями-Блистающими. У него (у Коса, а не у Заррахида) голова шла кругом, и он в течение ужина основательно прикладывался к кувшину для восстановления душевного равновесия. У меня в мозгу тоже непрерывно звенели голоса перебивающих друг друга Блистающих, так что по части кувшинов я не отставал от ан-Таньи, и в итоге у нас головы снова пошли кругом — но уже совсем по другой причине.
И мы вернулись в келью, чтобы продолжить разговор, упали на кровати и уснули.
7
По-моему, Кос не человек.
По-моему, он дальний родственник бога виноградной лозы, красноносого Юя. Или ближний родственник. Или даже сам Юй. Во всяком случае, похмелья у него не бывает никогда. Я еще только с трудом разлеплял правый глаз, а Кос за это время успел умыться, одеться, побриться, сходить позавтракать, и теперь носился по комнате, пританцовывая и размахивая руками.
— Вставайте, Высший Чэн! — напевал Кос, как в старые добрые времена.
— Вставайте и радуйтесь жизни! Я вот, например, радуюсь, да и хозяин этого свинарника, тоже, небось, радуется, поскольку содрал с меня лишних полтора динара! Ладно, вещь того стоит!.. и какая вещь!
Я скосил на ан-Танью недоразлепленный правый глаз и обнаружил у него в руках что-то зеленое, блестящее и напоминавшее помесь плаща с халатом.
— Что это, Кос? — просипел я.
— Это настоящая оразмская марлотта! — назидательно сообщил Кос. — Так что с тебя полтора динара за одежку и два динара за услуги… Такую замечательную марлотту даже в Кабире днем с огнем не достать, и просто обидно, что носить ее будет такой Придаток, как ты! Вставай, вставай, нечего на меня поглядывать…
Я потянулся и задел лежащего поперек кровати Единорога.
Он был без ножен.
— Кто там орет? — недовольно прозвенел из угла Обломок. — Заррахид, скажи своему Придатку, чтоб замолчал!
— Сам ты Придаток! — обидчиво заявил эсток. — Обломок незаточенный! Это же этот… Кос ан-Танья, человек. Мой личный человек. Понял?
— Понял, — оторопело брякнул Дзю и замолчал.
…А часа через два мы выезжали из караван-сарая. Я был поверх доспеха в новенькой марлотте, зеленой, как молодая листва — это все же оказался плащ с капюшоном, подобием откидных рукавов и хитроумными застежками на груди, так что застегнувшись и набросив капюшон (или обмотав шлем тканью, превратив его в тюрбан), я немедленно превращался в почти что обычного человека, переставая привлекать всеобщее внимание.
Это было очень кстати. А два динара за услуги Кос не взял.
Один — взял.
Блистающие тоже несколько поутихли и теперь не лезли в разговор все сразу, перебивая друг друга — да и я уже, надо сказать, начал понемногу привыкать к двойному общению.
Впрочем, ехать стало намного веселее — как-никак, нас теперь было шестеро.
Добравшись до Хаффы без приключений и не заезжая в город, мы взяли круто на северо-восток и еще через день присоединились к каравану фарузских купцов, идущему в Мэйлань.
«Мэй-лань! — звенели о дорогу копыта моего коня. — Мэй-лань, мэй-лань, мэй-лань, мэй-…»
ЧАСТЬ V. БЛИСТАЮЩИЕ И ЛЮДИ
- Считает излишними старец-меч пять ежедневных молитв,
- Готов даже в храме он кровь пролить, жаждет великих битв.
- В разгаре сражения этим мечом вражеских львов бодни —
- Не меч отпрянет от их брони — сами отпрянут они.
- О молниях в небе заставит забыть молния в длани моей,
- И долго пропитанной кровью земле не нужно будет дождей…
83 
