— По одну сторону плотины есть водослив. Вода там стоит… что-то вроде открытого колодца. И ограничитель там поставлен. Просто канат с поплавками, чтобы бревна не плыли дальше.
— Надо же, ты то место тоже крепко помнишь, — сказал Доминик.
Дэнни понимал, о чем шла речь. В том месте нашли тело его матери. Оно плыло ниже бревен. Должно быть, оно миновало ограничитель. Кетчум нашел тело в водосливе. И ни одного бревна рядом.
— Я только не совсем помню, как оттуда выбираться, — с некоторой досадой признался Кетчум.
Не открывая глаз, он медленно сгибал пальцы правой руки. Видимо, хотел дотянуться ими до гипса. Повар с сыном понимали: Кетчум проверяет, насколько он способен вытерпеть боль.
— Так я тебе скажу, — тихо произнес Доминик. — Нужно подняться на плотину или перейти по бревнам. Теперь вспоминаешь?
Повар ненадолго исчез и вернулся с раскладушкой. Он кивнул сыну, и Дэнни помог отцу расположить кровать подальше от духовок и не на проходе.
— Отец, я тоже хочу спать в кухне, — затянул знакомую песню Дэнни.
— А я думаю, что тебе нужно подняться к себе. Там тебе не будут мешать взрослые разговоры, и ты быстро заснешь.
— Я хочу послушать взрослые разговоры, — заупрямился Дэнни.
— Они почти закончились, — шепнул ему на ухо повар и поцеловал его.
— И не надейся, Стряпун, — сонным голосом возразил Кетчум.
— Мне пора браться за выпечку, да и картошка подоспела.
— А я слышал, ты умеешь одновременно говорить и стряпать, — по-прежнему не разлепляя глаз, сказал Кетчум.
Повар сурово взглянул на сына, кивнув в сторону лестницы.
— Наверху холодно, — попробовал канючить Дэнни, но отец был непреклонен.
Мальчик поднялся на первую ступеньку, где лежала оборонительная сковородка.
— Дэниел, пожалуйста, захвати с собой сковороду и повесь на место.
Дэнни поплелся наверх, останавливаясь на каждой ступеньке. С кухни доносились знакомые звуки: отец месил тесто. Даже не глядя, Дэнни знал, чем именно сейчас занят повар: первым Доминик всегда месил тесто для бананового хлеба. Пока мальчишка вешал восьмидюймовую сковороду на стену, он насчитал шестнадцать разбитых яиц. Их содержимое отец вылил в специальный тазик из нержавеющей стали, где он месил тесто. Туда же отправились банановое пюре и дробленый арахис (иногда отец украшал готовые хлебцы печеными яблоками). Затем повар занялся тестом, соединив муку и прочие сухие компоненты с яйцами и маслом. Последними всегда добавлялись фрукты. По звуку Дэнни точно определял: сейчас отец смазывает жиром противни для кукурузных кексов. Но прежде чем выкладывать кексы, требовалось слегка посыпать противни мукой. Наконец Дэнни добрался до своей комнаты, вдыхая аромат бананового хлеба. Точнее — сладковатый запах муки из отрубей.
Он накрылся несколькими одеялами, почувствовав приятное тепло. Внизу поскрипывали дверцы духовок, внутри которых исчезали хлебцы, лепешки и кексы. Потом дверцы закрылись. Дэнни уже начал дремать, как вдруг открыл глаза и даже сел на постели, услышав совершенно незнакомый звук. Впрочем, внизу не случилось ничего страшного, просто отец волок спящего Кетчума на раскладушку. Дэнни даже не представлял, что у повара может хватить сил перетащить громадину-сплавщика. Поэтому он снова выскользнул из кровати, спустился вниз и застал как раз тот момент, когда Доминик накрывал храпящего Кетчума нераскрытым спальным мешком.
Повар ставил жариться картошку, когда Кетчум вдруг проснулся и заговорил:
— Пойми, Стряпун, я никак не мог позволить тебе взглянуть на нее. Нельзя было этого делать.
— Знаю, — коротко ответил повар.
Дэнни, замерший на лестнице, прикрыл глаза, чтобы мысленно увидеть историю, которую он знал наизусть… Кетчум, пьяный, идущий мелкими шажками по бревнам, добирается до маленького пруда возле водослива.
— Не вздумай сюда идти, Стряпун! — кричал он. — Слышишь? Ни по бревнам, ни по плотине.
Доминик смотрел, как Кетчум несет его мертвую жену вдоль заградителя.
— Вали от меня подальше, Стряпун! — кричал Кетчум, идя по бревнам. — Тебе нельзя на нее смотреть. Совсем нельзя. Она не такая, какой была!
Повар, который тогда тоже был пьян, сунулся в машину Кетчума и достал покрывало. Однако сплавщик и не собирался выходить на берег. Хоть и пьяный, он довольно крепко держался на ногах и продолжал семенить по бревнам.