Особенно,... 
207 
Дэнни, собираясь исполнить последнюю волю отца, и не вспомнил про Кармеллу, однако Кетчум настоял, чтобы он привез и ее. Когда в свои двенадцать будущий писатель впервые увидел эту женщину, он сразу обратил внимание на ее большую грудь, широкие бедра и широкую улыбку. Ее улыбка была даже шире, чем у Джейн. Дэнни знал: Кармелла — ровесница Кетчума или чуть старше. Волосы ее целиком поседели, даже брови стали седыми и теперь резко выделялись на смуглом лице. За эти сорок семь лет Кармелла изрядно раздалась вширь, но все равно она оставалась более женственной, чем Джейн в свои сорок два. Пол Полкари и Тони Молинари постоянно утверждали, что она счастлива с тем человеком, которого встретила после повара. Тем не менее Кармелла сохранила фамилию дель Пополо. Возможно, так она чтила память о двойной потере — мужа-рыбака и ее единственного драгоценного сына.
За весь долгий путь на север Дэнни не услышал от Кармеллы стенаний по поводу ее любимого Анджелу. И Гамбу она вспомнила всего один раз, сказав:
— Я потеряла его еще тогда, когда он уехал с Кетчумом. А теперь, Секондо, и ты его потерял! — воскликнула она со слезами на глазах.
Однако Кармелла быстро успокоилась и весь остаток пути ничем не показывала Дэнни, что мысли ее заняты целью их поездки.
Она продолжала называть Доминика его бостонским прозвищем Гамба. И Дэнни Кармелла называла Секондо, словно в ее сердце писатель по-прежнему оставался ее приемным сыном. Похоже, она давным-давно простила ему мальчишеские подглядывания за ее купанием в ванне. Сейчас Дэнни было трудно вообразить, что он позволял себе такие вещи, и он запоздало и достаточно формально извинился перед ней за свою давнюю бестактность.
— Чепуха, Секондо. Мне это даже льстило, — взмахнула пухлой рукой Кармелла. — Я только беспокоилась, как бы тебе это не повредило. А то вдруг бы тебя потянуло к толстым женщинам старше себя?
Дэнни почувствовал: Кармелле хочется услышать от него признание, что его никогда не тянуло к подобным женщинам, хотя, если говорить честно, крупных и толстых женщин в его жизни хватало. Это только Кэти была на редкость миниатюрной. Даже Шарлотта — единственная настоящая любовь в его жизни — имела лишний вес.
Подобно отцу, Дэнни был невысоким и худощавым. Услышав мнение Кармеллы, он подумал: возможно, с крупными женщинами он чувствовал себя надежнее. (Но это не имело никакого отношения к подглядыванию за Кармеллой или трагическому случаю с Джейн, которую он мальчишкой убил чугунной сковородкой, приняв за медведя.)
— Интересно, ты сейчас с кем-нибудь встречаешься? С какой-нибудь значимой для тебя женщиной? — спросила Кармелла, когда они проехали пару миль.
— Нет у меня никаких значимых женщин, — ответил Дэнни.
— Если не ошибаюсь, тебе почти шестьдесят. (Писателю было пятьдесят девять.) Твоему отцу всегда хотелось, чтобы ты нашел женщину, достойную тебя.
— У меня была такая женщина, но мы расстались, — сказал Дэнни, опасаясь, как бы Кармелла не углубилась в расспросы.
Кармелла вздохнула. Вместе с нею в машину села меланхолия, которая сопровождала их от самого Бостона. Меланхолия ощущалась столь же отчетливо, как и распространяемый Кармеллой запах: то ли легких духов, то ли запах ее тела. Запах этот был таким же естественным, как аромат свежеиспеченного хлеба.
— И потом, у моего отца, когда он достиг этого возраста, тоже не было значимых женщин.
Кармелла затаилась, ожидая его дальнейших слов.
— И женщин, по достоинству сравнимых с тобой, у него больше не было.
Кармелла снова вздохнула. Похоже, она была польщена и разочарована одновременно. Ей явно понравились слова Дэнни, но она досадовала, что не смогла направить разговор в желаемое русло. Кармелле не давало покоя желание узнать, что же в жизни Дэнни шло и продолжает идти не так. Теперь уже он ждал ее дальнейших слов. Он догадывался: сначала она пройдется по его неправильно устроенной жизни, а затем перейдет к более щекотливой теме — недостаткам его романов.
Болтовня Кармеллы утомила Дэнни. В ней вылезло старческое самодовольство, оправдывавшее любое собственное действие и осуждавшее чужие. Она начинала о чем-то говорить и теряла смысловую нить, а потом винила Дэнни, говоря, что он нарочно сбивает ее с толку или не уделяет достаточного внимания ее словам. Нет, повар никогда не страдал слабоумием. Да и про Кетчума такого не скажешь. Конечно, прогрессирующая глухота все больше затрудняла общение с ним. Его политические тирады становились все острее и нетерпимее. Однако никто не назвал бы Кетчума слабоумным стариком. А ведь он почти одного возраста с Кармеллой. Впрочем, у Кетчума и в молодости была своя логика, расходившаяся с общепринятой. Его и тогда называли свихнутым.
207 
