Особенно,... 
150 
— О дядя Джордж… Я убила его… он знал… он должен был догадаться о Нике…
— Лиана, перестань! — Он стиснул ее плечи и легонько встряхнул ее. — Не ты убила его. Это ерунда. Он пожертвовал жизнью ради своей страны, и это произошло не сейчас. Он давно сделал свой выбор. Он знал, чем рискует. Он взвесил все «за» и «против» и понял, что родина стоит его жизни. Это не имеет никакого отношения к тебе. Мужчина принимает такие решения сам для себя, никого не спрашивая, даже женщину, которую любит. Независимо от того, какие чувства были у вас с Ником, этот человек делал то, что считал нужным делать. Ты не смогла бы его остановить, ты не смогла бы изменить его решения, и не ты убила его.
Она вслушивалась в его слова, постепенно осознавая, что дядя прав, и перестала плакать.
— Ты действительно так думаешь?
— Я это знаю.
— А что, если он подозревал? Если он почувствовал перемену в тоне моих писем?
— Скорее всего он не заметил бы, даже если бы ты совсем перестала ему писать. Человек, принимающий подобные решения, отдается им всем телом и душой. Ему не повезло, его раскрыли. И хуже того, это трагедия и для тебя, для детей, и для всей страны. Но ни ты, ни Ник ничего здесь не могли поделать. Не мучай себя, Лиана, пойми это.
Она рассказала ему о последнем письме Армана. Она призналась, что временами ей начинало казаться, он не любит ее, а любит только свою родину. Джордж кивал, слушая ее. Потом голова ее стала клониться и наконец она уснула прямо на кушетке. Дядя принес из своей комнаты одеяло и укрыл ее. Силы ее полностью истощились.
Проснувшись на следующее утро, она удивилась, как попала сюда, на кушетку. Она легонько коснулась одеяла и вспомнила, как она говорила с Джорджем, пока не заснула. Во сне она видела Армана и Ника. Они шли рука об руку, потом остановились поговорить с каким-то незнакомым ей человеком. Вспомнив об этом, она вздрогнула. Она поняла, что этот человек был Мулен. Она не хотела больше думать об Армане. Ей хотелось одного — чтобы Ник остался жив, даже если она никогда больше не увидит его. У него впереди еще целая жизнь, есть сын, к которому он должен вернуться. Она встала, подошла к окну и посмотрела на залив.
— А как же мы? — прошептала она, вспомнив об Армане. — А как же девочки?
У нее не было ответа на эти вопросы. Она поднялась наверх, чтобы разбудить детей.
Глава пятьдесят третья
В июле, когда Лиана получила письмо от Мулена, Ник был на островах Фиджи в составе вооруженных сил, которые готовились к наступлению на Гвадалканал. Японцы построили там взлетную полосу, а контрадмирал Флетчер располагал тремя авианосцами. Они должны были во что бы то ни стало занять эту полосу. «Энтерпрайс», «Уосп» и «Саратога» готовились к бою. После того как затонул «Лексингтон», Ника временно перевели на «Йорктаун», а через несколько недель на «Энтерпрайс», где он участвовал в координировании действий военно-морских сил. На корабле было лишь несколько морских офицеров его ранга, остальные — летчики. После битвы в Коралловом море его произвели в подполковники.
Шестого августа 1942 года «Энтерпрайс» подошел к Соломоновым островам, а на следующий день американцы атаковали их. Они захватили взлетную полосу и переименовали ее в Хендерсон-Филд, но битва за Гвадалканал продолжалась: японцы уступили пока лишь взлетную полосу. Американские военно-морские силы понесли большие потери, но «Энтерпрайс» держался, хотя и был сильно поврежден. Ник оставался на борту, когда в начале сентября корабль пошел на Гавайи для ремонта.
В глубине души он очень не хотел идти на Гавайи. Он предпочел бы остаться на Гвадалканале с войсками, но он был нужен на борту изувеченного авианосца. На Гавайях он прохлаждался на базе Хикеме и страстно желал вернуться назад всякий раз, когда слушал новости с фронтов. Американцы несли слишком большие потери в битве при Гвадалканале, моряки погибали на песчаных отмелях острова. В течение пяти месяцев, с тех пор как Ник уехал из Сан-Франциско, он не видел ничего, кроме военных действий: в Коралловом море, на Мидуэе, на Гвадалканале, — и лишь краткие передышки между ними. Это помогало ему не думать о Лиане. Он ведь и пошел в армию, чтобы сражаться за свою страну. Получив то письмо от Лианы, он был потрясен. Чувство вины полностью овладело ею уже после его отъезда, и теперь Ник ничего не мог ни поделать, ни сказать. Он несколько раз принимался писать ей, но каждый раз рвал письма. Она снова сделала свой выбор, а ему оставалось лишь согласиться с ним. Шла война, которая как-то отвлекала его от душевных мук, но по ночам он часами не мог заснуть, вспоминая счастливые дни в Сан-Франциско. На Гавайях стало хуже. Здесь ему нечем было заняться, он сидел у моря и ждал, когда «Энтерпрайс» снова будет готов к бою. Он писал длинные письма сыну и чувствовал себя таким же бесполезным, как в Сан-Франциско. На Гавайях стояло чудесное лето, но на юге Тихого океана бушевала война, и он рвался туда. Чтобы как-то сократить время, он пошел добровольцем в госпиталь. Ник подолгу разговаривал с ранеными, шутил с сестрами. Он казался всем добродушным, веселым человеком, нравился сестрам, но ни одну из них никуда не приглашал.
150 
