Положи на ладонь жизнь человеческую – сдует, швырнет в погреба да там и похоронит без перерождения!
Словно демоны тайком крадутся по Восточным казематам…
– А я тебе говорю – демоны! Крадущиеся демоны! Тамошние островитяне так их и называют! – на языке Ямато получается «ниндзя»! От слов «красться» и «демон»! Понял, дубина?!
И начальник караула, дородный плешивец с неуместно тоненьким голоском, довольно утер пот, свысока взирая на подчиненных.
Продемонстрировать свою ученость перед нижестоящими никогда не бывает лишним.
– А-а, лазутчики-пролазы! – презрительно осклабился один из стражников, молодой здоровяк с рябой физиономией. – Тоже мне, демоны! В любую дыру затычка, тащись, куда пошлют, – хоть у нас, хоть у варваров, хоть у этих… на островах Ямато в Восточном море! Гляди, братва, складно выходит: там Восточное Ямато, здесь – Восточные казематы!
И стражник плюнул на пол, желая подчеркнуть свое отношение к заморским шпионам.
– Вот уж чего не люблю, так это когда язык поперек ума суется, – начальник заговорил медленно и степенно, что предвещало грозу для осмелившихся поддержать рябого болтуна. – Ладно уж, поучу вас, безмозглых… Сошелся я тут на днях с одним монашком, из изменников – всего-то сутки с лишним и просидел, попутчик Будды, прежде чем повели его топором телегу рубить![63]
Начальник на миг расплылся в ухмылке – нечасто доводится вовремя блеснуть подслушанным изречением!
– Ну, да не в этом дело… Остановился я вечерком у его решетки, чтоб помочиться – не со зла, так, смеху ради, ну и приспичило опять же!.. Слово за слово, струя за струю – разговорились. Ночи в казематах длинные, я ему про жизнь караульную, про задержку жалованья, про жену-стерву; он мне – про то, как лет пятнадцать тому назад плавал по указу тайного наставника Чжана аж на самый остров Рюкю! С тамошними сянь-иноками[64] связи налаживать, привет от горы Сун ихним горам передать!
– Где еще и доведется с образованными людьми повстречаться! – льстиво бросил из угла Змееныш Цай. – Вот уж и вправду: только в казематах!
Начальник нахмурился, усмотрев в сказанном некий намек, но решил не связываться с новым палачом-любимчиком.
Ночевать Змееныш остался прямо здесь. Заплечных дел мастер, сопровождавший Цая в канцелярию, по дороге проникся расположением к умелому да удачливому собрату по ремеслу и до глубокой ночи провозился вместе с ним в пыточных каморках-чуланах – инструмент по руке подбирали. Заодно и поговорили о наболевшем: узники пошли то худосочные, на десятом батоге водой отливать приходится, то деревяшки бесчувственные, пили-строгай, а все без толку – ну а начальство торопит, покрикивает, жалованье урезать грозится… Тяжела ты, работенка заплечная!
И впрямь:
- Не рубите, почтенные люди, сплеча,
- Не спешите, друзья, осуждать палача:
- Как подумаешь о недостатке деньжишек —
- Руки так и спешат к рукояти меча!
Расположившись в караулке, Цай ковырялся в собранном мешке, лязгал, громыхал, временами извлекал на свет какую-нибудь хитромудрую железяку и покручивал в пальцах. В подобные моменты взглянувший на него солдат передергивался, как будто кислого хлебнул, и норовил мигом отвести взгляд.
Один начальник абсолютно не интересовался новым работником – все взахлеб рассказывал про далеких шпионов-ниндзя, о которых услыхал от монаха-изменника. Уж очень нравилось начальнику все заморское: от малайских подштанников до крадущихся демонов.
Да еще, пожалуй, был равнодушен к Змеенышу старикашка писарь. У этого разнесло всю щеку от больных зубов, половина писарской рожи была криво замотана ватным полотенцем, и доносившиеся из-за ткани стоны выходили гулкими и протяжными – ни дать ни взять заблудшая душа стенает от горя!
Похоже было на то, что писарь вообще живет в казематах. Во всяком случае, у почтенного крючкотвора нашлись в заначке и поношенный тюфячок, и латаное-перелатаное одеяльце, и изголовьице из обожженной глины – запасливый старичок оказался!
Стонал, сердечный, а ушко востро держал, топорщил из-за полотенца!
Небось надеялся отвлечься от скорбей зубовных рассказом про удивительных лазутчиков…
– Вверх прыгают – на верхушку клена с одного прыжка! Под водой сидят – сутками! В замок прокрадутся – утром встанешь, а ты уже зарезан! Собственную руку изо всех суставов вынимают! В три раза длинней становится! Треснешь такой ручищей из-за угла, и гирьки на цепи не надобно! Вот они какие, ниндзя!
63
Знаки «рубить топором» и «телега» составляют иероглиф «казнить».
64
Имеются в виду японские монахи-ямабуси, что означает «спящие в горах». Иероглиф «ямабуси» полностью идентичен китайскому иероглифу «сянь», то есть «святой», «совершенномудрый». Монахам-ямабуси приписывались тесные связи с разведчиками-ниндзя и авторство трактата «Сюгэн-до» («Путь обретения могущества»).