76 
— Что ты думаешь о слове «парадокс»?
Задумавшись о несказанных людьми словах, Тиффани уставилась на Престона.
— Прости, что ты сказал? — переспросила она, нахмурившись.
— О слове «парадокс», — с готовностью повторил Престон. — Когда произносишь это слово, у тебя не возникает образ свернувшейся во сне медноголовой змеи.
«Итак, — подумала Тиффани, — в подобный день каждый, кто не является ведьмой, отмел бы данное предположение как чепуху, что значит — мне этого делать не следует».
Престон был самым плохо одетым стражем в замке. Новобранцы есть новобранцы. Ему выдали дырявые кольчужные штаны[36], сказав, вопреки всему, что мы знаем о моли, что сталь погрызла именно она. И еще ему выдали шлем, который вне зависимости от размеров головы сползал набекрень и оттопыривал уши, и нельзя забывать, что нагрудник был такого размера, что он бы совсем в нём исчез, если бы не дырки, так что его лучше было использовать вместо дуршлага.
Но у парня всегда был настороженный взгляд, заставлявший нервничать окружающих. Престон зрил в корень. На самом деле зрил, и так рьяно, что тот чувствовал за собой присмотр. Она понятия не имела, что творится в его голове, но ты была точно битком набита всякой всячиной.
— Что ж, должна сказать, я ни разу не размышляла о слове «парадокс», — медленно ответила она, — но на слух оно действительно скользкое и металлическое.
— Люблю слова, — продолжил Престон. — «Прощение» звучит совсем не так, каков его смысл, верно? Разве оно не похоже на звук упавшего шелкового платка? Или, например, «шуршание»? Разве оно не звучит, словно шепот заговорщика или тайна? Прости, что-то не так?
— Да, думаю что-то не так, — ответила Тиффани, посмотрев на встревоженное лицо Престона. «Шуршание» было её любимое слово. И она не встречала никого, кто бы его использовал. — Почему ты стал стражником, Престон?
— Мне не очень нравятся овцы. Я не очень силён, чтобы быть пахарем. Слишком неловок, чтобы стать ткачом, и боюсь воды, поэтому и в моряки мне ход тоже заказан. Моя мать против воли отца научила меня читать и писать, и значит, именно поэтому, я не подхожу для нормальной работы. Я просто собрал вещи и ушёл, чтобы стать послушником храма Ома. Мне там нравилось, я узнал много интересных слов, но я задавал слишком много вопросов, и они меня выкинули. — Он пожал плечами. — Вообще-то, работа стражника мне нравится. — Он протянул руку и вынул книгу из-под нагрудника, где и в самом деле могла спрятаться небольшая библиотека. — Если не попадаться на глаза, остается много времени на чтение, а метафизика очень интересная штука.
Тиффани моргнула от удивления.
— Мне кажется, я ничего не поняла, Престон.
— Правда? Ну, к примеру, когда я нахожусь на посту и кто-то подходит к воротам, я должен спросить: «Кто пришёл? Враг или друг?» На что естественно следует верный ответ — «Да!»
Тиффани понадобилось некоторое время, чтобы уловить смысл, и она постепенно начала понимать проблему Престона с поиском работы. Тем временем, он продолжал: — Но парадокс начинается, если пришедший ответит «Друг», что на самом деле может быть ложью, но ребята, которым требуется ночью сбегать наружу в ответ на мой вопрос, выработали собственный секретный пароль, который звучит так: «Вынь нос из книги, Престон, и дай войти!»
— А слово «пароль» значит? — парень был удивительным. Не часто встречаешь кого-то, кто может заставить сущую чепуху выглядеть чрезвычайно разумной.
— Это что-то вроде кодового слова. Прямо говоря, это такое слово, о котором не знает враг. К примеру, в случае Герцогини, кодовым словом может стать «пожалуйста».
Тиффани постаралась не рассмеяться.
— Знаешь, Престон, твой ум однажды навлечёт на тебя массу неприятностей.
— Что ж, хоть на что-то он сгодится.
Из далёкой кухни раздался крик, и произошло то, что так же отличает людей от животных — люди бегут навстречу воплям, а не наоборот. Тиффани успела всего на пару секунд позже Престона, но и они не были первыми. Пара девушек уже утешали плакавшую повариху миссис Плоскодонку, пока одна из девушек осторожно обматывала её руку кухонным полотенцем. От пола, на котором на боку валялся перевернутый огромный закопчённый котёл, шёл пар.
— Говорю же, они там были! — повторяла повариха между всхлипами. — Извиваются. Никогда не забуду. Лягаются и плачут: «Мамочка!» Запомню их крохотные личики на всю жизнь! — Она снова разревелась, громко, тяжело всхлипывая, рискуя захлебнуться. Тиффани махнула ближайшей кухарке, которая вздрогнула, словно от удара, и постаралась спрятаться.
76 
