— Мне всегда казалось неубедительным физическое существование этой страны, как будто за настоящими пейзажами надо ехать куда-то еще. Может быть, дело в масштабах, а может, в том, что человек трудится над этой страной относительно недавно. Мы ведь узнаем себя в своих трудах.
— Но это и к диким местам относится. То есть Альпы, они более настоящие, чем Скалистые горы. Мне всегда казалось, что Скалистые горы — что-то вроде галлюцинации. Может, это из-за всех картин, которые мы видели.
Джон Роберт не видел никаких картин, но был готов развить эту тему.
— Художники предлагают нам образы. Европейское искусство началось гораздо раньше американского. Может быть, в Америке нас поражает явное отсутствие формы? Нам это может казаться переводной картинкой, ты очень верно сказала. Что бесформенно, то нереально.
— Некоторым это нравится, — ответила Хэтти. — Я хочу сказать, они думают, что бесформенное более реально, более как бы неофициально, спонтанно, не скованно, как заросший сад или когда заходят в гости без предупреждения.
— Хорошо, — оценил ее высказывание Джон Роберт, — но, может быть, имеет смысл поставить обратную задачу. Может быть, проблема и в нас — в том, что мы не чувствуем себя настоящими американцами. Ты чувствуешь себя американкой?
— Нет. Но на самом деле я наполовину американка, и я это ценю. У меня американский паспорт.
— Может быть, нам не пейзажей не хватает, а ощущения себя американцами, и оттого мы чувствуем себя нереальными. А когда нам даны на выбор две вещи, реальная и нереальная, мы поневоле решаем, что реальны мы, поэтому нереальность переносится на то, другое.
— Быть американцем — это очень особенное чувство. Это достижение. Что-то такое удивительно прочное, как будто что-то продемонстрировали, доказали.
— А быть англичанином — совсем другое. Значит, это все-таки мы нереальны!
— Нет-нет, — сказала Хэтти, — я вам не позволю все так повернуть! Это Америка — выдумка. Калифорния — выдумка.
— О, Калифорния…
— Конечно, мне нравятся Скалистые горы, Колорадо и чувство одиночества, когда по ночам идет снег, и осины, сначала красные, потом лиловые, ну, знаете, и свет… но, наверное, я больше всего люблю города-призраки…
— Не дикую природу, не большие города, а развалины.
— Да… почему-то именно эти заброшенные места, старые пустые развалившиеся дома, выработанные шахты, разбитые фургоны, колеса валяются в траве… потому что это все в каком-то смысле недавнее и в то же время абсолютно кончилось, ушло, и это как-то гораздо трогательнее, оно более прошлое, более сильное и более… реальное…
— Так значит, ты поверишь в Америку, когда она кончится!
— Это смешно, — ответила Хэтти. — Ведь в Америке… я была… счастлива.
Тут она сделала паузу, словно хотела добавить: «Правда же?»
— Ты чувствуешь себя англичанкой?
— Конечно нет, как я могу чувствовать себя англичанкой? Я себя никем не чувствую; иными словами, наверное, это я нереальна, кем бы я ни была!
Джон Роберт на миг увидел, словно на скучной свадебной фотографии, напряженные беспокойные лица Уита и Эми. Может, они ему даже преподнесли такую. Я мог бы все изменить, подумал он, и все же — как я мог? Что бы я ни придумал, мне всегда казалось, что уже слишком поздно. Я оставил ее в безлюдной пустыне детства, это и есть ее нереальная Америка. И конечно, теперь кто-то обязан ей все это возместить. Но не я. Боль, милосердно и ненадолго утихшая, возобновилась. Потом он вспомнил о Томе Маккефри. Он забыл свою миссию, свой план, свое окончательное решение. Быть может, теперь он должен колебаться, ждать, обдумывать заново? Он не репетировал речь, и слова вышли неопределенные, небрежные. Впоследствии он думал, что так, наверное, лучше всего.
— Мне надо идти. Кстати, у тебя завелся поклонник, — С этими словами Джон Роберт поднялся на ноги.
Хэтти, не ожидавшая его ухода, тоже вскочила, поставив уже почти пустой стакан.
— Правда? Что за поклонник?
— Ну как ты думаешь, что за поклонник? Молодой человек. Том Маккефри. Он тебе, наверное, позвонит. Нынешние молодые люди поступают именно так.
— Маккефри! Должно быть, родня миссис Маккефри.
— Это ее сын… точнее, пасынок, самый младший. В общем, я решил тебя предупредить! Я не против. Из него выйдет хороший муж.
Последняя фраза должна была прозвучать шутливо, но получилось как-то зловеще.