— Что за музыка такая странная?

— Это ярмарка на общинном лугу.

Доносившиеся издали звуки ярмарочной музыки, разбавленные и облагороженные теплым вечерним воздухом, слабые, прерывистые, долетали в сад Белмонта. Чуть ближе заходился в лиричной, почти соловьиной, песне дрозд. Дерево гинкго примеряло летний плюмаж. Пышные висячие ветви были похожи на округлые лапы огромного зверя. В саду пахло цветами бирючины. По правде сказать, ими благоухал весь Эннистон, так как этот ценный кустарник был популярен в качестве живой изгороди.

— Перл, я боюсь.

— Чего, милая?

— Давай закроем ставни.

— Еще рано.

— Я написала Марго.

— Вот молодец.

— Смотри, какое хорошее пресс-папье вышло из каменной руки.

Хэтти положила известняковую руку, найденную в заросшем саду, поверх стопки писем. Письма были адресованы тете Марго, школьной подруге Верити Смоллдон и Кристине, у которой Хэтти гостила во Франции.

— Ты ответила тому нахальному журналисту?

— Да. Еще вчера. Подумать только, в газете знают о моем существовании!

Редактор «Эннистон газетт» написал Хэтти с просьбой об интервью.

— Надеюсь, ты наотрез отказала.

— Конечно.

Ночью Хэтти видела страшный сон, и его обрывки никак не шли у нее из головы. В пустом сумеречном магазине она увидела на верхней полке маленькую красную полупрозрачную тварь и сочла ее большим ужасным насекомым. Потом тварь запорхала, и Хэтти увидела, что это очень маленькая и очень красивая сова. Совушка закружила прямо у Хэтти над головой, вызывая пронзительное чувство удовольствия и в то же время печаль. Хэтти протянула руку, пытаясь схватить сову, но боялась ей повредить. «Выпусти ее в окно», — сказал чей-то голос, но Хэтти знала, что эти совы живут в комнатах, а на улице погибают. Потом она посмотрела на другую полку и с ужасом увидела, что там сидит кошка и вот-вот бросится на сову.

— Ты сегодня какая-то беспокойная.

— Так пахнет цветами, я не могу дышать. Отец Бернард сказал, что, может быть, придет.

— Уже не придет.

— Может, и придет, он всегда поздно приходит. Перлочка, ты его не любишь.

— Мне кажется, он в чем-то фальшивит.

— Это несправедливо.

— Пусть будет несправедливо.

— Не сердись.

— Перестань, я вовсе не сержусь!

— Пожалуйста, не шей. Что ты шьешь?

— Твою ночную рубашку.

— Тебе понравилось в Лондоне?

— Да, конечно.

— Жаль, что ты не любишь картинных галерей.

— Я люблю картинные галереи.

— Ты притворяешься.

— Хэтти…

— Извини, пожалуйста, я просто ужасная. Это потому что свет такой странный, солнце светит, а все равно как будто темно. Я так странно себя чувствую. Я надеюсь, что не зря теряю время.

— Если ты читаешь те большие книги, значит, ты не теряешь времени.

«Большие книги» были трудами европейских классиков, на которые неопределенно указал отец Бернард, сказав, что Хэтти может «хотя бы вот это почитать», пока Джон Роберт не распорядился насчет ее дальнейших занятий. Сейчас она читала «Tod in Venedig»^[115].

«Перл, милая, теперь, когда Хэтти наконец-то уехала в университет, я могу открыть, как ты мне дорога. Ты была мне великим утешением и великой опорой. Я начал понимать, что не могу без тебя. Смею ли я надеяться, что я тебе хоть немного небезразличен?» Эти слова в устах Джона Роберта были частью сцены, которую Перл воображала себе, разговаривая с Хэтти. В конце концов (это туманное выражение в последнее время стало очень важно для Перл) Джон Роберт обратится к ней, возможно — как к последнему прибежищу.

Эти видения сами собой разворачивались в мыслях у Перл. В то же время ее мучило подозрение, что Джон Роберт питает к внучке очень сильные чувства, но намеренно их скрывает. Конечно, с Хэтти Перл об этом не говорила.

Алекс видела один и тот же сон — в первых лучах рассвета она выглядывает из окна Белмонта и видит, что сад стал огромным, теперь он включает в себя озеро и дальний лес и по нему деловито ходит толпа незнакомцев. Чувство бессильной ярости, страха и горя охватило Алекс во сне.

Теперь, слушая скворца и глядя из окна гостиной, где еще не включили свет, Алекс увидела в саду неподвижно стоящего человека, и ее кольнул тот же страх. Алекс почти сразу поняла, что это Руби, но фигура оставалась зловещей. Что делает Руби, о чем она думает, зачем стоит там одна? Сегодня Алекс видела лисицу, которая сторожко, изящно лежала на траве, а четыре детеныша резвились вокруг и карабкались матери на спину. Это зрелище было приятно Алекс, но в то же время причиняло непонятную боль, словно она отождествила себя с лисой и ощутила страх, всегда живущий у лисы в сердце.

  166