64 
В Сан-Паулу он обратился не к соотечественникам, японским иммигрантам, а к бразильскому парикмахеру, который и принял его на работу в качестве ученика. К тридцати годам отец Кадзуо не только вступил во владение парикмахерской и полностью освоился в новой жизни, но и женился на красавице-полукровке, которых в Бразилии называют мулатками. В скором времени у пары родился сын, Роберто Кадзуо. Все шло хорошо, но в год, когда Кадзуо исполнилось десять, отец погиб в дорожной аварии, так что мальчик не успел ни научиться языку далекой родины, ни познакомиться как следует с ее культурой. Пожалуй, единственным, что оставил отец сыну, было японское гражданство и имя.
Закончив среднюю школу в Сан-Паулу, Кадзуо поступил на работу в типографию. Однажды он увидел постер такого содержания: «ТРЕБУЮТСЯ! РАБОЧИЕ В ЯПОНИЮ! ОГРОМНЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ И ОТЛИЧНЫЕ ПЕРСПЕКТИВЫ!» Ему уже говорили, что бразильцам японского происхождения не требуется въездная виза и они сами могут определять срок нахождения в стране предков. Говорили, что тамошняя экономика на подъеме, что рабочих остро не хватает и устроиться не составляет труда.
Не спеша бросаться в омут с головой, Кадзуо порасспрашивал знакомого о положении в далекой Стране восходящего солнца и узнал, что Япония — наиболее динамично развивающееся государство в мире. В магазинах полным-полно самых разнообразных товаров, а недельный заработок больше месячного в Бразилии. Кадзуо всегда гордился своими японскими корнями и мечтал о том, чтобы когда-нибудь, если представится возможность, посетить родину отца.
Прошло еще несколько лет, и однажды Кадзуо случайно повстречал того самого знакомого, рассказывавшего ему о Японии. Тот только что вернулся в Бразилию, отработав два года на японском автозаводе, и теперь разъезжал по Сан-Паулу на новеньком сверкающем автомобиле. Кадзуо сразу проникся завистью к счастливчику. Экономическое положение в Бразилии было хуже некуда, и признаков улучшения не наблюдалось, так что, работая в типографии, о новой машине оставалось только мечтать. Кадзуо тут же решил, что отправляется за океан. Продержавшись два года, можно купить себе автомобиль, а если задержаться дольше, то и покупка собственного дома уже не будет казаться только мечтой. К тому же есть шанс пожить на родине отца.
Беспокоило лишь то, что мать может быть против такого приключения, но, когда Кадзуо рассказал ей о своих планах, она одобрила их без раздумий. Пусть он не знает ни языка, ни культуры, но в его жилах течет и японская кровь, и, конечно, соотечественники примут его как своего. Ей казалось, что все должно быть именно так — ведь это естественно. Да, конечно, есть бразильские японцы, которым удается посылать своих детей в колледжи, обеспечивая для них место в здешней элите, но у Кадзуо положение совсем другое. Он — сын парикмахера из бедного района города, и кому, как не ему, искать счастья за границей, чтобы потом, поднакопив деньжат, вернуться в Бразилию и добиться успеха уже здесь. Таким образом он пойдет по стопам человека, чей дух независимости живет в его крови.
Кадзуо попрощался с типографией, в которой отработал шесть лет, и спустя шесть месяцев сошел с борта самолета в аэропорту Нарита. То был знаменательный момент; он думал о своем отце, девятнадцатилетнем парне, приехавшем когда-то в совершенно незнакомую, далекую южноамериканскую страну. Кадзуо едва перевалило за двадцать пять, когда он прибыл в Японию с двухлетним рабочим контрактом.
Очень, очень скоро выяснилось, что на земле предков никому нет дела до того, какая кровь течет в его венах. Везде, начиная с аэропорта, на него смотрели как на гайдзина, иностранца, чужака, и такое отношение возмутило его. «Я же наполовину японец, — хотел крикнуть он. — Я гражданин Японии». Но для этих людей своим мог быть только тот, кто имел такие же черты лица и разговаривал на их языке.
В конце концов Кадзуо решил, что японцы вообще склонны судить о вещах по их внешним признакам и идея дружбы и братства, воспринимаемая его матерью как нечто само собой разумеющееся и включающая в себя родство или, по крайней мере, близость духовных основ, находит отклик и понимание лишь у немногих. В тот день, когда Кадзуо понял, что лицо и телосложение навечно обрекают его на статус гайдзина, сладкий дым надежд, связанных с Японией, развеялся. Ко всему прочему, и работа на фабрике оказалась еще менее интересной, чем работа в типографии в далекой Бразилии. Тяжелая, механическая, изнурительная, эта работа не только выматывала силы, но и подтачивала дух.
64 
