Особенно,... 
79 
А пехотинцы с пылающими головнями все бегали из конца в конец, поджигая факелы в руках лучников, щитоносцев, копейщиков…
Слоны выступили из мрака звездными горами. По семь светильников было укреплено на одной "живой крепости", и отблески играли поверх кольчужных попон, металлических наконечников бивней - сполохи перекинулись на доспехи воинов, украшения и ожерелья, оружие, колесничные гонги…
Все это зрелище чрезвычайно напоминало зарницы в вечернем небе на исходе жаркой поры года.
Пехота смешалась с отрядами слонов и конницы, а человек на вершине ближайшего холма по-прежнему стоял с закрытыми глазами, даже не удосужась взглянуть на достойное богов зрелище.
К чему?
Дроне не нужны были глаза, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать.
В его распоряжении имелись тысячи глаз и ушей. Оба войска, что выстроились друг против друга для ночного боя, все эти сонмы людей и животных Брахман-из-Ларца ощущал единым существом.
Собой.
Стоило ли удивляться тому, что лицо любого человека там, внизу, будь он великоколесничным воином, пешим Чакра-Ракшей[32] или погонщиком боевого слона выглядело одинаково. Высокие скулы, бесстрастные омуты черных очей, узкие губы поджаты то ли брезгливо, то ли задумчиво… и бегут, разлетаются лучики первых морщин от уголков глаз к вискам.
Поджарые, низкорослые, люди на равнине были Дроной.
Его это не удивляло.
Его это не удивило даже тогда, когда Дрона увидел встающих мертвецов в первый раз - шесть… нет, уже семь лет тому назад.
Сегодня годовщина.
В тот день, снова попав в Начало Безначалья и уходя обратно, Дрона обернулся от дальних холмов. Сам плохо понимая, что толкнуло его на этот поступок. Смотреть назад было не в его правилах. И, как оказалось, зря. Побоище, которое он привык считать раз и навсегда недвижным, ворочалось перед ним. Мертвецы вставали, строясь в боевые порядки, грузно поднимались слоны и ошалелые лошади, сломанные колесницы выглядели как новенькие, и шелк знамен реял над простором.
Брахман-из-Ларца остановился и вгляделся. Те, кого он раньше видел чубатыми исполинами или жилистыми аскетами, стали иными. Дроне можно ыло не оглядываться и не всматриваться в войска до рези под веками, чтобы понять это. Тысячи тысяч Дрон, миллионы сыновей Жаворонка, отряды Брахманов-из-Ларца приветствовали нового господина, готовясь выполнить его волю. Он был ими всеми, и все они были им. Ряды копейщиков - я. Возницы и лучники - я. Рядовые и воеводы - я.
…Я.
Он шевельнул рукой, и две сотни слонов выстроились на левом крыле, приветственно трубя. Он моргнул, движение ресниц откликнулось в передовых пращниках, и бойцы дружно выбежали на три броска жезла, нащупывая сумки с ядрами. Дрона пошел к самому себе, отраженному тысячекратно, и конница развернулась, готовая ринуться сокрушительной лавой, а лучники на колесницах наложили на тетиву стрелы с серповидными остриями.
Так было в первый раз.
Так было после.
Погружаясь в созерцание и душой являясь в Начало Безначалья, Дрона теперь знал, что его ждет здесь. Стоя на холме с закрытыми глазами, он строил и перестраивал, предвидел фланговые прорывы и клин сан-шаптаков-смертников по центру, пробовал "Журавля-Самца" и "Тележное Колесо", ставя слонов против конницы, колесничих против пехотинцев, лучников против щитоносцев…
Только до сражения не доходило: биться сам с собой Дрона не умел.
Если бы кто-нибудь сказал сыну Жаворонка, что во Втором Мире найдется не более дюжины полководцев, способных потягаться с ним в искусстве построения войска в боевые порядки, сын Жаворонка лишь безразлично пожал бы плечами.
Его это не интересовало.
Сегодня его, например, гораздо больше интересовал способ подготовки к ведению боя во мраке. О нем он узнал от старого тысячника в Бенаресе, пропойцы бахвала, который тем не менее в свое время остановил полки Тысячерукого.
Завтра…
Завтра он надеялся узнать другое.
Лоона открыл глаза и посмотрел через всю равнину кишащую огнями, на дальние холмы. Разумеется,.тут опасно было доверять слабому человеческому зрению но сердце уверенно подсказывало: наблюдатель здесь.
Тот самый огненноглазыи погонщик, жилистый аскет с длинной косой, чей труп Дрона обнаружил первым, еще когда выпал сюда брахмачарином Шальвапурской обители.
Погонщик являлся почти всегда и стоял на холме на противоположном конце равнины. Просто стоял и смотрел. Дважды Дрона пытался подойти к гостю (хозяину? призраку?), но тот мгновенно исчезал. Попытка застать погонщика врасплох провалилась трижды, прежде чем Дрона оставил надежду подстеречь аскета. Теперь же Брахман-из-Ларца почти перестал обращать на наблюдателя внимание: мало ли, может, бог явился развлечь себя ребяческой забавой смертных?
79 
