Особенно,... 
90 
Рассказчик повел костлявым плечом, и юный внук пандита рысью кинулся в дом. Через минуту он выскочил обратно, неся маленькую бронзовую статуэтку и венок жасмина. Поставил статуэтку на деревянную арку высотой в локоть по левую руку от молчащего деда, трепетно опустил цветы к подножию арки и вновь смешался с толпой.
В сумерках статуэтка казалась танцующим пламенем, и в руках-языках грозно мерцали крохотные искорки: булава, копье, меч, плеть…
То, чем убивают.
Сельчане застыли в ожидании, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Носатый детина за спиной пандита легонько огладил ладонями барабан-дамару, похожий на песочные часы, и глухой рокот спугнул сумерки.
Впрочем, ненадолго.
Старый пандит воззвал к грозной богине, моля даровать ему вдохновение, а его односельчанам - прощение и милость, вскоре к нему присоединилась дюжина голосов, другая, третья… и долина огласилась громкими песнопениями, перекрывшими далекий вой шакальей своры.
- Бессмертие не суждено демонам, - начал пандит, откашлявшись, и слушатели сгрудились поближе.
…К концу рассказа, когда ночь уже полновластно царила над селением, а Кали-Неумолимая допивала чашу с хмельной гаудой, готовясь снести голову последнему демону из войска Махиши-Буйвола, у пандита стало на одного слушателя меньше. Мускулистый юноша в набедренной повязке угрем выскользнул из последних рядов и растворился во мраке.
Вскоре за ним последовал еще один юноша.
И еще один.
Великая богиня только начала праздновать победу, даря напутствие обрадованным богам, а шестеро слушателей - все как на подбор молодые крепыши - бесследно канули в ночь.
Последним исчез брахман-странник, который явился в селение на рассвете. За моление о будущем урожае. его досыта накормили и всерьез подумывали предложить остаться хотя бы на год. "Варна-Дхарма", Закон варм, запрещал шудрам изучение Вед и самостоятельное совершение обрядов, поэтому лучше иметь в деревне своего, прикормленного жреца, чем всякий раз ездить в ближайший город или обитель. Рождение, смерть, праздник или день скорби - свой жрец и словечко перед богами замолвит без обиняков, и все такое…
А странник просил у неба урожая наилучшим образом. По всему видно, добродетелен и искусен. Если ячмень-просо и впрямь уродятся на славу, значит, мольбы брахмана льются прямо в уши Локапал. Тогда можно выстроить страннику хижину и отдать в жены подходящую девицу. Если же нет… Ну что ж, мир широк, а мы не обеднеем от прокорма лишнего человека.
Духовные заслуги, как говорится, котомку не тянут.
Лишний человек отлепился от ствола пальмы, ковырнул землю концом длинного посоха и зашагал в темноту.
Дамара рокотала в спину.
И рой светляков клубился вокруг брахмана, словно десяток-другой любопытных зеленых глаз.
Рассказ молодого лесоруба, жителя поселка на южном берегу Скотьего Броди, записанный неизвестно кем, преддверье сезона Варшах
…Мы уже успели как следует натереться кунжутовым маслом и приступить к разогревающему массажу, когда в Святое Место явился он.
Мой напарник вовсю топтался по мне, пятками и пальцами ног заставляя тело превратиться в тыквенную кашу. Словно пестик в ступке, растирая зерна усталости и онемения. До рук дело дойдет позже, а потом мы поменяемся ролями. Ох и поменяемся! Не зря меня все-таки зовут Силачом, а основы массажа "Ужичиль" лучше меня знает, пожалуй, только Учитель Отваги.
Разумеется, похвальба не входит в число семи главных добродетелей, но иногда…
Ладно, речь о другом.
Я сладостно закряхтел и вдруг почувствовал, что напарник без причины прекратил топтаться. И замер. Прямо на мне. Причем вовсе не там, где согласно канону полагается замирать, дабы тяжесть помогла расслабить нужные мышцы.
Просто так стоял, скотина!
Как во время лесоповала, отирая пот со лба.
Я извернулся и приподнялся на локте, готовясь послать ему грозный взгляд. Но не послал. Во-первых, потому, что он уселся мне на ягодицы, придавив обратно к полу. А во-вторых, взгляд мой на полпути скользнул вдоль ступенек, ведущих наружу.
А на ступеньках стоял он.
Брахман-странник, который позапрошлым утром явился в нашу деревню.
Огрызок, не человек - щуплый обладатель девичьих запястий и щиколоток, с высокими скулами и равнодушными черными глазами навыкате, он напоминал хохлатую дживандживаку, полевую куропатку. Даже моргал редко, словно и впрямь был птичьего рода. Я мельком покосился на Гуру. Учитель стоял у алтаря, вполоборота ко входу, и вертел в узловатых пальцах веточку сандала, раздумывая, подносить ее сейчас к масляной лампадке или обождать до конца разминки? Космы-брови Гуру озабоченно сошлись на львиной переносице, будто сандал и лампадка занимали сейчас все его мысли. Это могло обмануть кого угодно, кроме меня. Наверняка он первым заметил брахмана, явившегося без приглашения в Святое Место, заметил и не стал до поры ничего предпринимать.
90 
