— Да, но… Другие девушки знают, что существует некая волна. А Вайолет ни к чему такому не принадлежит.
— Разве что к волне темпераментных молодых девушек. Вайолет шагает в одном строю с темпераментными молодыми девушками.
— Наверное, это она в журнале вычитала, сидя в парикмахерской, — сказал Кит. — Господи, она хоть читать еще не разучилась? Колонка «Проблемы и тревоги». В общем, понятно.
— Ага. Дорогая Дафна. Мне семнадцать, и у меня было девяносто два дружка. Нормально ли это?
— Ага. Дорогая Вайолет. Не волнуйтесь. Это нормально.
— М-м. Там как-то так должно быть: «Бурный сексуальный аппетит — это нормально. В конце концов, вы — темпераментная молодая девушка».
— Так и видишь, как она уставилась и смотрит. И чувствует невероятное облегчение. Вот оно, напечатано.
— Напечатано. Официально. Она — темпераментная молодая девушка, — повторил Николас. — Вот и все.
— Она что, просто исключительный случай? Или она sui generis[101]?
— Sui generis? Ты хочешь сказать — чокнутая.
— Ну какая же она чокнутая. Любит выпить, страдает дислексией, но во всем остальном она не чокнутая. И все-таки. Факт остается фактом: Вайолет насилует педиков и гуляет с футбольными командами.
— Она ведет себя как парень. Врожденное есть, благоприобретенного нет. Как Калибан. Как йеху.
— Она ведет себя как очень плохой парень, — сказал Кит. — И это не в ее интересах. Нам надо заставить ее вести себя так, чтобы больше походить на девушку. А как нам это сделать? Никак. Ее невозможно контролировать. Нам пришлось бы… нам пришлось бы заделаться полицией.
— Секретной полицией. Как Чека или Штази. С осведомителями. Комитет по пропаганде добродетели и предотвращению порока. Люди с хлыстами на каждом углу.
— Нам пришлось бы только этим и заниматься. Ты что, этого хочешь? Только этим и заниматься? Слушай, — продолжал Кит. — Я решил, что сам я буду делать по поводу Вайолет. — Я, Николас, перестану ее любить. Потому что тогда не будет больно. — Слушай, я буду помогать чем смогу, но при этом я отступаюсь. В эмоциональном смысле. Не сердись.
— Я не сержусь. И не буду говорить, мол, это потому, что вы не одной крови. Ведь я-то точно знаю, что ты любишь ее сильнее, чем я.
Кит не двигался. Николас сказал:
— Ничего не выйдет. И что, по-твоему, ты будешь делать — просто смотреть? Без эмоций. Пока Вайолет заебется насмерть.
— Я даже смотреть не собираюсь. Если смогу. Я не такой храбрый, как ты. Я закрою глаза. Устранюсь.
— Что?
— Устранюсь.
— Куда? — спросил Николас.
Последовало минутное молчание. Затем Николас посмотрел на часы и сказал:
— Подумай над этим еще. Ладно, оставим. Я забыл спросить. Как там эта Лили?
— Ох. Лили. Пробное воссоединение было ошибкой. Италия была ошибкой. — Он огляделся. Рыболовные сети, приделанные к стенам, оплетенные соломой бутыли кьянти, толстый официант с невиданной перечницей (размером с супергалактический телескоп), фотографии в рамочках: церкви, картины охоты. — Я очень рад тому, как все было, ни за что на свете не отказался бы от этого. И все же Италия была ошибкой. Принимая во внимание все. Короче, Лили меня послала. В самолете.
— Милый мой…
— Сказала, я переменился. А потом взяла и послала меня прямо в самолете. Не переживай — мне так легче. Я счастлив. Я свободен.
— Лили всегда будет любить своего Кита.
— Любовь мне не нужна. Нет, нужна. Но мне нужен разнузданный секс.
— Как было с Додо.
— Забудь про Додо… Что ты так нахмурился? Слушай, Николас, у меня что, вид другой стал?
— Ну, ты хорошо выглядишь, загорел…
— А глаза? — Кит почувствовал, как напрягся. Кончита, Лили, сама Глория: «Посмотрите на него — эти новые глаза». А как же глаза Глории Бьютимэн? Ее скрытые глаза — от лат. «ulterior», букв, «далекие, более удаленные». Скрытые глаза Глории. — С ними, с моими глазами, ничего не произошло?
— Они кажутся… очень чистыми. На фоне загара. Ну, не знаю, слегка сильнее выпучены. Раз уж ты завел об этом разговор.
— Господи. Сильнее выпучены. В смысле как у насекомого-страшилки, черт побери?
— Да нет, они же не на ножках, твои глаза. Наверное, дело просто в том, что белки ярче. Значит, Лили больше нет. Так, теперь пивом промыть, а потом…
Николас выпил свое пиво, попросил счет, изучил его, поспорил, заплатил и ушел. Кит продолжал сидеть.