108 
— Говорит… отравилась! — воскликнул Хантер.
— Да она просто пьяна! — заметил Рейнбери.
— А я полагаю, она говорит правду, — вмешался Кальвин.
В этот миг дверь распахнулась, и две высокие фигуры стремительно вбежали в комнату.
— Эндрю! Марсия! — прокричала Анетта и снова упала в кресло.
Трое мужчин, столпившиеся возле нее — Хантер охватил ее за плечи, Кальвин всматривался в лицо, Рейнбери, сгорбившись, держал за руку, — замерли от удивления. Потом виновато отступили. Родители склонились над Анеттой. Поддерживая с двух сторон, подняли ее. И она повисла безвольно на их простертых руках.
— Она отравилась! — пронзительно крикнул Хантер. — Скорей за доктором!
И тут же комната наполнилась криками и суетой. Анеттина мать говорила что-то очень быстро и звонко по-французски. Анеттин отец звонил в администрацию, требуя соединить с какой-нибудь больницей. Девушка стонала, полузакрыв глаза. Отец хлопал ее по щекам и требовал сказать, что она приняла. Хантер произносил что-то бессвязное. Рейнбери пытался объяснить кому-то, кому, он и сам не знал, что еще две минуты назад у него не было никакого подозрения, что Анетта… это невообразимо… и представить нельзя. Кальвин, налив себе апельсинового сока, молча наблюдал. Появились люди в темных халатах, сменившись затем людьми в белом. Врач говорил о чем-то администратору отеля. Анетта лежала теперь совершенно расслабленно и неподвижно. Отец обыскивал комнату.
Тут Рейнбери вышел из ванной.
— Вот, — сказал он, — похоже на снотворное. Возможно, люминал. — И он протянул две бутылочки.
Хантер протер глаза. «Позвольте взглянуть», — сказал он. Рассмотрев бутылочки, Хантер опустился на кровать и вдруг разразился хохотом.
— Истерика с юношей, — заметил Рейнбери.
Почти минуту Хантер от смеха не мог выговорить ни слова. Наконец справившись с собой, проговорил: «Анетте стало плохо… от слишком большой дозы джина и магнезии!» Проговорил и от хохота покатился на подушки.
24
Прошло около часа. В номере отеля остались только Джон Рейнбери и Марсия Кокейн. Хантер вместе с Эндрю повезли Анетту в больницу. Кальвин незаметно исчез; а минут десять назад позвонил Эндрю и сообщил, что Хантер оказался прав, и сейчас Анетта уж почти здорова. Когда кризис прошел, ей указали ее ошибку. Она упрямо отказывалась верить. А сейчас неудержимо рыдает.
— Как вы узнали, где ее искать? — поинтересовался Рейнбери.
— Сначала мы заехали в Кампден Хилл-сквер, — сказала Марсия, — и нашли на столе записку, которую Хантер оставил для Розы, и там говорилось, где Анетта. Мы тут же поехали.
— Хотите чего-нибудь выпить? — произнес Рейнбери.
— Mais oui [35] , — сказала Марсия, — может чуть-чуть шампанского. Нам есть что праздновать, не так ли?
С глубоким вздохом Рейнбери налил шампанского в бокал Марсии. Потом, не поскупившись, себе.
— Не заказать ли для вас такси? — спросил он.
— Не надо, — ответила Марсия. — Мой автомобиль стоит у отеля. Позвольте мне подвезти вас домой?
Рейнбери поблагодарил, и они приготовились выходить. Он помог надеть ей пальто. Несомненно, она выглядела прекрасно. У нее была такая же светлая кожа, как у Анетты, и такая же аккуратная маленькая головка, но нос не вздернутый, а прямой, и волосы гораздо пышнее: роскошной каштановой волной они ниспадали ей на шею. Приблизившись к этому великолепию, Джон вдохнул запах духов, принудивший его на миг замереть в изумлении. После приторной сладости, которой благоухали мисс Перкинс и мисс Кейсмент, духи Марсии показались ему неземными. На запах цветов совсем не похоже. Больше напоминает дерево, может быть, сандаловое, подумал Рейнбери. Он не знал, как оно пахнет, но ему вдруг захотелось, чтобы именно так. Любопытно, подумал Рейнбери, что вся эта смесь пудры, духов и грима, которая делает мисс Кейсмент похожей на куклу, на Марсии совершенно незаметна, как естественная ее красота. Марсия была экзотическим цветком; такие Рейнбери приходилось видеть в южных странах, как бы и не цветы вовсе, а вместе с тем, несомненно, рожденное природой чудо. В том, что касается цветов, для Рейнбери привлекательной по-прежнему оставалась дикая роза, хотя уже успела и наскучить.
Ткнуться носом в сверкающую гущу волос Марсии, страстно вдохнуть их запах… он с трудом удерживался от этого. Пальто было надето, и Рейнбери вежливо прошел чуть вперед. Теперь он увидел ее глаза, темные, с вкраплениями синевы, широко расставленные. В избытке награжден тот, подумал Джон, кому разрешено прикоснуться губами к этой восхитительной переносице.
108 
