22 
Но ночной охотник ходит по отпечаткам чужих следов. И густо ему там, где лесу пусто. Он растворяется в зарослях и материализуется опять в лиственной тиши опушек. Он движется сквозь тихий воздух, не задев ни молекулы. Ни единого следа не остается там, где он прошел, и прошлое его не оставляет памяти. Он не трогал никого и ничего. Вот и она осталась нетронутой — земля, где даже самая легкая стопа оставит отпечаток, где беззвучное прикосновение кончиком пальца останется пламенеть ярко-красным. Кровь ее взыграет от его прикосновения и прихлынет к поверхности кожи: его знак.
По воздуху прокатился отдаленный грохот.
Гром? Он озадаченно воззрился на бескрайнее голубое небо. Звук пришел снова, на сей раз, быть может, чуть тише, а потом начал накатывать волнами, и каждая разбивалась и замирала через равные промежутки времени, и в паузах они звучали все мягче и тише, пока последняя не раскатилась чем-то вроде шороха травы или дуновения ветра, задевшего ушную раковину. И опять тишина: тайна.
Вот и вепрь наверняка приходит так же, выскочив из полной тишины, гремя и громыхая копытами, все громче и громче, покуда шум не вытеснит все мысли до единой.
Сыновья Фестия наверняка услышали этот шум и поняли, что он означает, в последние мгновения своей жизни. Взгляд его еще раз прошелся по лугу с роскошным, непрерывно движущимся травяным покрывалом, и он подумал: интересно, как далеко успели уйти люди, по чьим следам идет он сам, пока этот звук не разразился у них над головами. А потом, поднявшимся с земли, в крови, изодранным в клочья, что толку было им от воцарившегося следом молчания? Тишина на дальней окраине этого звука сделалась отныне их языком, самым подходящим языком для потерянных людей, их мыслей, их призраков. След сыновей Фестия заканчивался здесь.
* * *
Молот, выкованный из воды и земли, вышиб воздух у нее из легких и распластал ее на гладком камне. Поток натолкнулся на стену ущелья и поднялся во весь рост, наращивая силу. Первый шок от холода сменился жутким весом воды, которая погребла ее под собой. Она почувствовала, как эта масса уносит ее все глубже и глубже, так, словно всплыть на поверхность ей не суждено уже никогда. А потом исчезла и сама поверхность и на место ее пришла тьма, жидкая тьма, и залепила ей лицо гибкими, похожими на водоросли пальцами. И тут ее подхватило течение, управляющее головой потока, и встряхнуло, словно дичь, зажатую в зубах огромного и могучего зверя. Оно оторвало одну ее руку от камня, и легкие взмолились к ней, чтобы она отпустила вторую и начала пробиваться наверх, к воздуху и свету. Она стиснула пальцы еще сильнее прежнего и продолжала держаться.
Поток натянул водой, как тетивой, лук и выпустил стрелы. Камни кружились в пращах водоворотов и бились о стены. Что-то навалилось на нее. Но удар был мягким. Отпустить — сейчас. Она слабела, погружаясь в свою собственную темноту. Она тонула, и держаться больше не имело смысла. Она закрыла глаза и отпустила руку.
Когда она открыла их снова, поток схлынул. Все кругом блестело: вывернутые валуны, камни с переломанными спинами, обломки детрита, принесенные водой, гладкие стены ущелья. Скользкая кожа грязи покрыла все без разбора, до полной неразличимости. На секунду.
Грязь начала испарять воду. Легкие завитки испарений вытянулись шаткими колоннами, которые переплетались друг с другом, распадались и снова вставали, отлеплялись от стен ущелья и дрейфовали во влажном воздухе, пока не оседали маленькими облаками. Гладкое озеро пара затопило дно ущелья, перекатываясь волнами под мягкими ударами легкого до полной неразличимости сквознячка. Валуны, выдававшиеся над его поверхностью, были похожи на острова в туманном море.
Один из валунов пошевелился. И развернулся — или раскрылся. Он сел и начал кашлять. Расщепленный ствол дерева выпустил ветви, похожие на руки, и уперся ими в землю. Другой сломался ровно посередине и выгнулся дугой, стоя на комлях. Архипелаг горбатых островов начал прорастать отмелями, отрогами и мысами, чьи изгибы постепенно превращали каждый остров в подобие покрытой грязью человеческой фигуры: хтонические существа, решившие отделиться от той примордиальной глины, из которой были вылеплены; кости отмокли, глаза закрыты мутной пленкой, волосы как мокрый войлок. Один за другим герои начали подниматься на ноги; щурясь в том непривычном сумеречном свете, который оставил после себя потоп, они расправляли затекшие члены, и боль перерождения искажала их лица. Как так вышло, что они живы?
22 
