91 
Галерея была высокой и узкой, и даже самый незначительный звук эхом отдавался под стеклянным потолком. Но здесь тихо, понял вдруг Сол. Райхман перестал болтать. Додо, прочитал он. Квагга. Высушенная кожа морской коровы была растянута на полу вольеры; поверх нее лежала деревянная линейка с указанием длины: четыре метра двадцать два сантиметра.
Чего я жду? — подумал Сол. Он не понял ни легкой застольной болтовни Райхмана, ни его педантических комментариев во время экскурсии по Латинскому кварталу. Но и то и другое стало вполне понятным в здешнем его красноречивом молчании.
— Так когда вы ели этот изумительный шпинат? — спросил Сол.
Они стояли чуть поодаль друг от друга перед вольерой, из которой смотрела на них огромная, похожая на бизона зверюга.
L'Aurochs était ип grand boeuf d'Europe, proche du zébu d 'Asie… [209]
— Я служил здесь во время войны, — ответил Райхман.
Моа. Гидродрамалис гигас.
Последовала долгая пауза, нарушил которую в конце концов Райхман:
— Я могу задать вам несколько вопросов?
— Конечно, — сказал Сол.
Сол сказал:
— Я не знаю, строго говоря, как я попал в то место, где была написана «Die Keilerjagd», но она просто должна была быть написана. В контексте моей ситуации — я бы даже сказал, нашей ситуации — мое путешествие было неизбежным. О потере принято говорить как о чем-то, что ты несешь в себе, вынашиваешь, но дело не в этом. Я знаю, что мой отец умер в трудовом лагере от тифа, а мать застрелили как «негодную к работе». Для меня они просто исчезли, не оставив никаких следов своего существования. Однажды утром я вернулся в то место, где их оставил, а их там не было. К осознанию подобного рода вещей подойти можно, но исключительно окольными путями. Я имею в виду, к подобным исчезновениям…
— Когда меня нашли andartes, греческие партизаны, я был без сознания. Я сдался. Я не знал, ни в какой я стране, ни сколько мне пришлось пройти, чтобы до нее добраться. К задаче этой я подошел, не имея ровным счетом ничего…
— Там просто должен был быть вепрь, в той или иной форме, в том или ином обличье. И охота. Видите ли, Калидон, где собрались греческие герои, — царство прибрежное. Вепрь мог повести их за собой только на север, в горы. В мою сторону. Вот я и увидел их судьбы, поскольку увидеть их самих не имел возможности. А уже через них стал свидетелем той судьбы, от которой мне удалось сбежать, понимаете?
— Ситуация была довольно сложная. В те времена я мало что понял. В горах я был глух и нем, потому что не знал языка, а в лагере были одни только слухи. Немцы готовились к выводу войск из страны, и об этом знали все. Некоторые группы andartes пытались им в этом помешать, другие, наоборот, спали и видели, чтобы они ушли. Естественно, с обеих сторон были элементы блефа. Расставлялись ловушки. И события, в которых я участвовал, вероятнее всего, были частью всей этой игры…
— Эберхардт, оберфельдкоммандант оберлейтенант Хайнрих Эберхардт, если именовать его полным титулом, нес ответственность за все самое худшее. Там были определенные чисто военные цели, ну, скажем, для того, чтобы обеспечить вывод войск, но ближе к концу даже и этого предлога у него не осталось. Ни цели, ни реальных задач, одна только бессмысленная жестокость, казнь египетская гневом и яростью. Печать вепря, вот что я во всем этом тогда увидел…
— Нет. О Фиелле я больше ничего сказать не могу — больше того, что уже сказал. Имя это она взяла себе в качестве пот de guerre [210]. По-настоящему ее звали Анастасия Коста, хотя я об этом узнал только после войны. Именно ее стрела и нашла его, фигурально выражаясь, совсем как в мифе, где Аталанта первой ранила зверя…
— А как еще можно было написать об исчезновении? Как? О событиях, которые не оставляют по себе никакого следа, о существах, после которых на земле не остается отпечатков? Существуют земли, которые никого в себя не впускают и ничего не записывают на своей поверхности. Есть такие места. Если поэма становится, как вы изволите выражаться, «таинственной» после того, как мы попадаем в пещеру, — ну что ж, значит, должна существовать некая тайна, которую нам еще предстоит разгадать. Впрочем, дело, конечно, не в этом. То, что происходит, должно оставаться невидимым. Некоторые события только и могут иметь место в подобной темноте. Я пытался выступить в роли свидетеля того, чего сам видеть не мог. Того, что невозможно увидеть…
209
Зубр был большим европейским быком, близким к азиатскому зебу… (фр.)
210
Псевдоним, военная кличка (фр.).
91 
