Особенно,... 
286 
— С тобой останутся только эскадрон галлов и пятьсот германцев, — сказал Кальвин. — У Помпея тысячи конников.
— И их надо кормить. — Цезарь повернулся к Антонию. — Как ты распорядился тремя легионами, оставшимися в Брундизий?
— Отправил их в Италийскую Галлию, — ответил тот с полным ртом. — Я решил, что ты перво-наперво захочешь обезопасить Иллирию, поэтому пятнадцатый и шестнадцатый идут в Аквилею. Третий сейчас шагает в Плаценцию.
— Мой дорогой Антоний, ты — бесценный перл! Делаешь именно то, что нужно. Ватиний, Иллирия в тебе нуждается. Поедешь сушей, это быстрее. — Серые выцветшие глаза опять обратились к Антонию и потеплели. — Не беспокойся о брате, Антоний, я слышал, что с ним обходятся прилично.
— Хорошо, — угрюмо сказал Антоний. — Я знаю, он немножко дурак, но он мой брат.
— Жаль, что ты позволил большой группе своих галльских легатов остаться в Риме, — сказал Кальвин. — Они пригодились бы тебе здесь.
— Им надо делать карьеру, — спокойно ответил Цезарь. — Они отслужили свое. Никто не может стать консулом, не побывав в шкуре претора. — Он вздохнул. — Хотя я скучаю по Авлу Гиртию. Отменный канцелярист.
Обед закончился, и все поспешили откланяться, но Ватиний и Кальвин задержались. Цезарь хотел ознакомиться с последними римскими новостями.
— Что случилось с Целием? — спросил он Кальвина.
— Долги, — кратко ответил тот. — Он ставил на то, что ты аннулируешь все заемные векселя, и просчитался. А способностей ему было не занимать. Цицерон души в нем не чаял. И он хорошо показал себя как эдил: прикрыл аферы с водой, ввел несколько очень нужных реформ.
— Хлопотная и неблагодарная должность, — сказал Цезарь. — Знаю это по опыту. Эдилы всегда много тратят на то, чтобы устроить замечательные игры. А потом никак не могут выпутаться из долгов.
— Ты выпутался, — улыбнулся Ватиний.
— Лишь потому, что я — это я. Продолжай, Кальвин. Мы тут мало что знаем. Море блокировано. Продолжай.
— Как претор по иностранным делам Целий, похоже, счел, что сможет сам все обстряпать. И попытался провести закон об аннулировании долгов через Трибутное собрание.
— Я слышал, что Требоний пытался остановить его.
— Безуспешно. Собрание было бурным. Очень многим хотелось провести этот закон.
— И Требоний пошел к Ватии Исаврику, — сделал предположение Цезарь.
— Ты знаешь этих людей, поэтому твоя догадка верна. Ватия сразу ввел senatus consultum ultimum. Два плебейских трибуна пытались противиться, но чрезвычайное положение было уже введено. Он их обставил, причем очень чисто. Я был восхищен.
— А Целий бежал из Рима, чтобы попытаться набрать возле Капуи войско. Это последнее, что я слышал о нем.
— А мы слышали, — лукаво сказал Кальвин, — что ты очень обеспокоился и даже пытался прорваться на открытом полубаркасе в Брундизий!
— Edepol! Как быстро распространяются слухи! — ухмыльнулся Цезарь. — Но что сталось с Целием? Продолжай.
— Твой племянник Квинт Педий был претором, которому поручили привести четырнадцатый легион в Брундизий, и он находился в Кампании в тот момент, когда Целий встретил не кого иного, как Милона, тайком пробиравшегося из ссылки в Массилии.
— А-а! — протянул Цезарь. — Значит, Милон думает, что поднимет революцию? Полагаю, Сенат, руководимый Ватией и Требонием, не будет так глуп, чтобы разрешить ему вернуться домой.
— Нет, разумеется. Милон скрытно высадился в Сурренте. Они с Целием обнялись и согласились объединиться. Целию удалось наскрести около трех когорт из ветеранов Помпея — авантюристов, гуляк, выпивох. Милон вызвался набрать еще столько же.
Кальвин вздохнул, поменял положение.
— Ватия и Требоний послали Квинту Педию депешу с приказом справиться с ситуацией в рамках senatus consultum ultimum.
— Другими словами, они дали моему племяннику полномочия начать войну.
— Да. Педий развернул свой легион и встретил их неподалеку от Нолы. Произошло что-то вроде сражения. Милон был убит. Целию удалось бежать, но Квинт Педий нагнал его и убил. Вот и все.
— Молодец, племянник. Не растерялся.
Тут вздохнул и Ватиний.
— Надеюсь, Цезарь, в этом году в Италии больше не будет неприятностей.
— Я и сам искренне надеюсь на то. Но, Кальвин, по крайней мере, ты знаешь теперь, почему я оставил в Риме так много моих самых верных легатов. Они — люди действия, а не скопище боязливых старух.
286 
