Особенно,... 
88 
— Целый шквал законов, — мрачно сказал Аттик, недолюбливавший Помпея.
— Некоторые из них никому не нравятся, — заметил Цицерон. — Даже бедный старый Гортензий сопротивлялся, как мог. Не удивляет, что против них ополчились и Бибул, и Катон. Удивительно то, что они-то и предложили сделать Магна единовластным консулом Рима.
— Возможно, — задумчиво произнес Аттик, — они опасались, что Помпей захватит власть незаконно. Как в свое время Сулла.
— Ну, во всяком случае, — просиял Цицерон, — мы вместе с Целием устроим все так, что главным виновникам этого фарса придется несладко. Как только Планк Бурса и Помпей Руф выйдут из состава плебейских трибунов, мы обвиним их в разжигании беспорядков. Поскольку Магн записал на таблицах новый закон о насилии, мы обернем его в нашу пользу.
— Я знаю одного человека, которому не понравится то, что сейчас у нас происходит, — сказал Аттик словно бы вскользь.
— Ты имеешь в виду Цезаря? — широко улыбнулся Цицерон. — О, это замечательный ход! За него я готов целовать Магну руки и ноги!
Но Аттик, мыслящий более трезво, покачал головой.
— И вовсе не замечательный, — возразил он сурово. — Все мы, возможно, однажды поплатимся за него. Если Помпей не хотел, чтобы Цезарю было дозволено баллотироваться in absentia, почему он тогда настроил десять плебейских трибунов провести разрешающий это закон? А теперь он проводит новый закон, запрещающий регистрировать кандидатов без явки. Без какой-либо оглядки на Цезаря.
— Хм! Неудивительно, что сторонники Цезаря подняли жуткий крик.
Поскольку Аттик и сам кричал, он чуть было не ответил на замечание колкостью, но прикусил язык. Что толку? Ни один, даже самый красноречивый оратор не смог бы убедить Цицерона взглянуть на вещи с позиции Цезаря. Особенно после истории с Катилиной. Цицерон обладал твердолобостъю селянина и если имел зуб на кого-то, то уже навсегда.
— Ну хорошо, — сказал со вздохом Аттик. — Кричат на Форуме все. Каждый лоббирует свои интересы. Но дать Цезарю привилегию, а потом о ней словно бы забыть, — это позорный поступок! Коварный удар, нанесенный исподтишка. Мне бы Магн понравился больше, если бы он пожал плечами и сказал: «Но Цезарь пусть баллотируется!» У него слишком раздутое самомнение при избыточной власти. И власть эту он использует неумно. Да умно он никогда и не поступал. Вспомни, это ведь он — в свои двадцать два! — вел три легиона по Фламиниевой дороге, поддерживая тирана Суллу. Помпей с тех пор не переменился. Он просто стал старше, жирней и хитрей.
— Хитрость необходима, — упрямо сказал Цицерон, всегда стоявший за Помпея.
— При условии, что она приведет к результатам. Цицерон, я не верю, что Цезарь согласится на роль беззащитной мишени. У него в одном мизинце хитрости больше, чем у Помпея во всем теле, однако он очень рационально оперирует ею. Беда Цезаря в том, что он самый прямой человек из всех, кого я знаю, и никогда не хитрит без нужды. А Помпей плетет сеть всегда, и особенно когда хочет кого-нибудь облапошить. Да, он хорошо вяжет ниточки. Но все равно это сеть. А Цезарь плетет гобелен. Я еще не знаю, каким будет рисунок, но я его опасаюсь. И не по тем же причинам, что ты.
— Чепуха! — выкрикнул Цицерон.
Аттик закрыл глаза, вздохнул.
— Похоже, Милона все-таки будут судить. Чью сторону ты возьмешь? — спросил он.
— Сторону невиновного.
— Но Магн вряд ли захочет, чтобы Милон был оправдан.
— Не думаю, что его это дело волнует.
— Цицерон, перестань! Конечно волнует! Ты должен понять, что Милоном манипулировал именно он!
— Я так не думаю.
— Ну, как хочешь. Ты будешь его защищать?
— Даже парфяне с армянами, вместе взятые, не остановят меня! — объявил Цицерон.
Суд над Милоном состоялся в самом конце зимы, что по календарю (с учетом вставленных двадцати двух дней) приходилось на начало апреля. В председательском кресле сидел консуляр Луций Домиций Агенобарб, обвинителями являлись два молодых Аппия Клавдия, им помогали два патриция из Валериев (Непот и Леон) и старый Геренний Бальб. Защита была внушительной: Гортензий, Марк Клавдий Марцелл (из Клавдиев-плебеев, а не из рода Клодия), Марк Калидий, Катон, Цицерон и Фауст Сулла, шурин Милона. Гай Луцилий Гирр, будучи двоюродным братом Помпея, заколебался и в этот состав не вошел. Брут предложил свою помощь в качестве консультанта.
Помпей очень тщательно продумал, как обставить этот важный процесс, проводимый в соответствии с новыми, утвержденными им законами о насилии (обвинять Милона в убийстве было нельзя, ибо самого убийства никто не видел). В рутину судебного разбирательства было введено несколько новых правил. Например, состав присяжных не будет определен до последнего дня работы суда — в этом случае на подкуп присяжных просто не будет времени, — а в последний день Помпей лично вытянет жребии. Из восьмидесяти одного кандидата в присяжные останется пятьдесят один. Слушания свидетелей по делу продолжатся в течение трех дней, а на четвертый день у них будут взяты письменные показания. Каждый свидетель будет подвергнут перекрестному допросу. К вечеру четвертого дня весь суд и восемьдесят один кандидат в присяжные будут наблюдать, как их имена напишут на маленьких деревянных шарах, которые потом запрут в подвалах под храмом Сатурна. А на рассвете пятого дня вынут пятьдесят один шар. Обвинению и защите будет дано право возразить против пятнадцати из вынутых имен.
88 
