Особенно,... 
60 
Для того чтобы получить деньги, я специально приехал в Москву. Одет я был в шинель шведского почтальона, купленную в секонд-хенде. Надо сказать, я к тому времени уже давно одевался только в секонде… У меня не было денег даже на метро. И вот прихожу я получать деньги, и женщина, которая их выписывала, радостно мне говорит: «А-а-а, здравствуйте! Если не ошибаюсь, вы тот, кто всю свою премию решил отдать детскому дому!» Я сказал: «Нет, я всё хочу забрать себе… Мне очень нужно». Она сказала: «А-а-а, ну извините!» – и лицо у неё сделалось таким… А может, мне показалось. В общем, настроение было испорчено. Мне отчего-то стало стыдно, и до сих пор я об этом забыть не могу. И долго я разговаривал сам с собой в том смысле, что мне самому надо, у меня ребёнок, которому я не могу купить нормальную одежду, сам хожу чёрт знает в чём, у меня долги, эти деньги я, в конце концов, не в лотерею выиграл и так далее. Дурацкая ситуация.
Я стараюсь активно участвовать в благотворительности. Я поддерживаю тесный контакт и стараюсь принимать участие в мероприятиях фонда «Линия жизни» и того фонда, которым занимаются Чулпан Хаматова и Дина Корзун. Я ощущаю себя в этом смысле полезным и отзывчивым. К тому же мероприятия, которые организуют эти люди, всегда очень действенны, и я в этом мог убедиться. Они занимаются благотворительностью много лет и весьма профессионально.
С некоторых пор мне практически каждый день, а то и по нескольку раз в день, поступают обращения за помощью. Чаще всего от тех, кто решил заняться благотворительностью. Но много и частных обращений по вполне конкретным поводам. Больше половины людей, которые решили заняться благотворительностью, плохо понимают, как это делать. В основном это вполне искренние люди, которые задумали совершенно бессмысленные или безадресные акции. Попадаются и откровенные жулики. В другой половине обращений содержится по большей части отчаяние и боль. Когда на меня нахлынула первая волна, я старался на всё реагировать. Выяснять, разбираться… Но потом понял, что у меня нет ни сил, ни возможности, ни времени не только разобраться, но даже ответить. И я твёрдо решил работать с теми людьми, которые хорошо понимают, зачем я им нужен, и которые хорошо понимают, как заниматься благотворительностью.
Теперь даже не читаю таких обращений. Это звучит, возможно, грубо и для меня это непростое решение, но это нужно было сделать. В противном случае необходимо бросать всё и заниматься только этим, потому что либо ты делаешь и занимаешься всем, либо не делаешь, а у меня не хватает на это душевных сил, и у моих сотрудников тоже. Я определился с двумя благотворительными организациями, в работе которых стараюсь участвовать. И я знаю, что это эффективно.
Кто-то меня не поймёт, не согласится, но такое решение пришлось принять… Мне много передают на спектаклях вместе с цветами писем, я получаю рукописи прозы, стихов, пьес. В них тоже чаще всего содержится просьба о помощи… Теперь, получая рукописи или письма, я смотрю, есть ли обратный адрес или телефон. Если есть, я не читаю ни письма, ни рукописи. Почему?..
По опыту я убедился, что когда человек не надеется на ответ и обратную связь, он пишет максимально искренне, и в его письме не содержится никаких просьб.
А те, кто оставляет обратный адрес, ждут ответа. Раньше я читал всё. И часто встречался с сильными и тревожащими меня обращениями или читал отчаянные, искренние, но плохие стихи, или узнавал, что кто-то меня смертельно любит, или о том, что у кого-то есть умирающий от рака друг, и он мечтает, чтобы я ему позвонил, или ещё более трагические истории… И я не мог не отреагировать. Я разговаривал с людьми, объяснял им, что меня не надо любить или что не надо писать такие стихи вообще, а можно заняться чем-то другим, находил слова для умирающих, мирил кого-то с кем-то. А теперь понял, что не могу впускать в свою совсем не простую жизнь, в которой с таким трудом нахожу время и душевные силы для своих родных и близких… И я точно знаю, что если прочту пульсирующее горем или надеждой письмо, и там будет обратный адрес, я не удержусь и отвечу. Так что сейчас я не впускаю их в себя. В этом есть и усталость, и слабость, и что угодно, но я не могу. Иначе у меня не останется возможности сделать новый спектакль, написать новую книгу, играть спектакли, быть отцом семейства…
Очень надеюсь на понимание. Надеюсь, те, кто собрался ко мне обратиться за помощью или с письмом, передумают и обратятся к своим по-настоящему близким людям, к друзьям, любимым. Я, конечно, небезызвестный писатель, артист… Я отдаю себе в этом отчёт. Но я тоже бываю усталым, одиноким, несчастным… Те, кто ко мне обращается, адресуют свои просьбы писателю и артисту, а обращения и письма всегда получает человек, тот самый, усталый, одинокий, запутавшийся…
60 
