Особенно,... 
48 
А когда замерзаешь от невыразимого страдания, становится не страшно. Чего бояться-то?! Чего?
Вот Гектор в «Илиаде» боялся идти сражаться с Ахиллесом. Он не хотел, он знал заранее, что погибнет. Он говорил об этом, он, наверное, хотел, чтобы его удержали, отговорили, но пошёл и, конечно, погиб. И это заранее было ясно. А потом Иисус боялся, он не хотел, он просил, мол, пронеси эту страшную чашу мимо. Я не хочу, говорил он, таких страшных мук. Он боялся и знал всё заранее. Но пошёл.
Так этот сюжет всё повторяется и повторяется.
Мы же вот боимся, не хотим, ноем, мол, хуже и хуже всё на свете, что всё катится к катастрофе, мол, жить становится всё труднее. Мы боимся всемирного потепления, катастрофы… Но детей-то рожаем. Приводим в этот мир детей. Детей! То есть тех людей, которых любим или должны любить больше себя. Как же их можно приводить в такой страшный и обречённый мир, в мир, которому вот-вот грозит конец?
Мы их приводим и, конечно, хотим оградить их от всего плохого, предостеречь, научить, обеспечить… Но не получается!
И какие бы мы ни были опытные, умные и даже мудрые, как бы хорошо мы ни умели говорить, объяснять, какие бы точные и верные слова мы ни находили бы… Какие бы священные и прекрасные книги им ни давали, какие бы наглядные примеры и личный опыт ни демонстрировали бы… Ничего не помогает! Они всё сделают по-своему, то есть совершат все наши ошибки и переживут все наши переживания.
И не важно, почтовая карета возит письма или стремительный Интернет властвует в мире. Переживания остались теми же. Предательство осталось предательством, одиночество, отчаяние, тоска, надежда… Всё прежнее.
Не сможем мы их уберечь от разочарований, от встреч с подонками и негодяями, от тяжести государства, от несчастной любви, от тяжёлой, долгой, неинтересной работы, от страха не убережём. Не убережём от нелюбви! Мы-то их любить будем, но им в какой-то момент нужна будет другая любовь. Как когда-то нам, когда мы уходили из родительских домов, в которых нас хотели от всего предостеречь и уберечь.
Они всё повторят, как мы повторили и повторяем. А значит, глупо бояться конца света на нашем веку. Почему? А потому что нужно понять простую штуку. Очень простую! Нужно подумать про себя спокойно… Подумать так: «Ну вот кто я такой, чтобы бояться конца света, кто я такой, кто мы такие, чтобы быть последними?»
Вот надо подумать так, и тут же становится не страшно. Не страшно жить.
Снег прекращается, рассказчик снимает с себя одежду полярника.
Да не спорю я, что всё движется к некоему тупику. Да, мы, наверное, именно туда и движемся. Но когда-то же строили Вавилонскую башню, долго строили. Нам-то здесь и теперь понятно, что затея была глупая и невыполнимая. Тупиковая она была. Но тем, кто закладывал и строил её фундамент, было наверняка офигительно интересно.
А вот ещё одна очень наивная мысль, я хорошо понимаю, что она наивная. Но я правда об этом думаю. И у меня никак не укладывается в голове… Никак не укладывается. Наверное, недостаточно достоверной информации. А может быть, не хватает веры. Так вот… Вот эта наивная мысль…
По теории Дарвина… А мне в школе так нравилась эта теория! Она и теперь мне нравится. Такая успокаивающая и в то же время стимулирующая теория. Но у меня есть к ней вопросы. Но это вопросы, не связанные с тем, что в этой стройной теории не хватает каких-то связующих звеньев. Это другие очень наивные вопросы. Точнее, один вопрос.
Так вот, по этой теории как-то зародилась на Земле жизнь. Плавали в воде какие-то одноклеточные, микроорганизмы. Опустим их. Они плавали очень долго, миллионы лет. Меня интересует, что было потом. А потом вылезла на берег ящерица. То есть такое целое живое существо, с головой, глазами, лапами, мозгом. Пусть крошечным, но мозгом. Вылезла ящерица… А потом она стала развиваться, развивалась, развивалась, и в итоге этого развития – ба-бах! – Эйнштейн. То есть из ящерицы получился Эйнштейн. Не Вергилий, не Наполеон, не Ганс Христиан Андерсен и не Джордж Вашингтон. А Эйнштейн. То есть человек с такими мозгами, о которых страшно даже думать.
И между ящерицей и Эйнштейном вот такое огромное временное расстояние. А если подумать и применить теорию Дарвина, то что должно получиться на таком же расстоянии от Эйнштейна в будущем? А? Что-то совершенно космическое, по идее. Но почему я уверен, что там ничего особенного не будет? И даже нового Эйнштейна там не будет. Как-то я его там не вижу. Почему?
48 
