Лёгкий, ненавязчивый романчик 
47 
– Я отведу Дева обратно в стойло, – сказал он.
– Нет. Сначала он должен закончить прыжки.
– Дев ни в чем не виноват.
– Я знаю. Но если он не прыгнет сейчас, то потом будет чертовски весело.
– Она права, – вмешался капитан Джон, переводя проницательный взгляд с Корда на Рейн. – Дело в доверии лошади.
– А как насчет наездника? – сухо осведомился Корд.
– Наездники довольно часто заканчивают дистанцию с сотрясениями, выбитыми зубами и сломанными ребрами, – сказал капитан. – Все зависит от местности.
– Дерьмо.
Внезапно Корд оглянулся, выпрямился и забросил Рейн в седло. Потом отпустил узду и ушел с дороги. Он не спускал с нее глаз, пока она вела Дева по кругу. Он видел, как она, превозмогая головокружение, выводит Дева для прыжка.
Хорошо, ты – дочь Блю, упрямая до мозга костей и смелая. Но тебе и в голову не приходит думать об этом. Ты просто честно делаешь свое дело.
Как же в тебе все это уживается – сила и беззащитность, решительность и нежность? Но я ведь никогда не искал легких путей. Тебе придется посостязаться. Малышка Блю.
Впрочем, как и мне.
Дев прыгал как дьявол. Когда он приземлился после третьего прыжка, Рейн резко припала к его мускулистой шее. Не дав ей упасть. Корд оказался рядом и снял ее с жеребца.
– У меня.., легкое.., головокружение, – запинаясь, выговорила она и потеряла сознание прежде, чем услышала презрительный ответ Корда.
Глава 11
– По-твоему, это несчастный случай? – требовательно спросил Чандлер-Смит.
Корд посмотрел вдоль больничного коридора туда, где располагался приемный покой. Подслушивать было некому.
– Девяносто семь процентов.
Чандлер-Смит хмыкнул и запустил руку в густые, изрядно тронутые сединой волосы. С Робертом Джонстоуном тоже на девяносто семь процентов все в порядке.
– Проклятая пчела. Кто бы мог подумать?
– Только скажите – ив радиусе пяти миль от Рейн не останется ни одной пчелы.
– Сообщи мне, когда она будет в норме, – устало обронил Чандлер-Смит.
На столе Чандлер-Смита мигали телефоны, но он не обращал на них внимания. Компьютеры подавали звуковые сигналы, пищали, скрипели и создавали целую какофонию, которой он не слышал.
– Рейн – ваша дочь, – сухо произнес Корд. – С ней все будет прекрасно. Она такая же непробиваемая, как и вы.
– А, ты уже столкнулся с ее упрямством.
– Упрямством? Черт, да миссурийский мул ей в подметки не годится. Она вскочила и проделала все прыжки на своем жеребце, какие собиралась. И только закончив упражнения, потеряла сознание, – сказал Корд. – А может, ей не хотелось услышать мое мнение насчет ее безрассудного поступка. Я собирался сказать, что она сядет в седло только после того, как ее крепкий череп просветят рентгеном.
Чандлер-Смит откашлялся, скрывая смех. Он потер шею, покрутил головой и еще раз взъерошил волосы на затылке. У него выдалась длинная ночь. А предстоящий день будет еще длиннее.
– Я бы хотел оказаться с ней.
Корд закрыл глаза и подумал о бесконечных страшных минутах, когда Рейн лежала ничком в грязи, а он не знал, жива ли она. Но не стал говорить об этом Блю. Тот заподозрил бы, что Корд обеспокоен гораздо больше, чем положено профессионалу…
Он глубоко вздохнул, пытаясь снять напряжение.
– Хорошо, что вас там не было, – сказал он спокойно. – Вы бы рвали и метали. А она удрала бы от вас.
– Малышка Рейн? – Чандлер-Смит засмеялся. – Она просто лапочка. От нее грубого слова не услышишь.
– Вы по-другому запели бы, если бы встали у нее на дороге.
– Нет уж. Мне еще жить не надоело.
Корд улыбнулся.
– Если захотите узнать о ее состоянии, поручите кому-нибудь связаться со мной. Я не буду звонить вам, если не произойдет ничего из ряда вон выходящего.
– А доктор ожидает худшего? – резко спросил Чандлер-Смит.
– Нет, – устало ответил Корд. – Я не отпущу ее обратно в мотель. Я поселю ее в запасной комнате «дома на колесах», чтобы проведывать каждые полчаса.
– Найми медсестру, – посоветовал Чандлер-Смит.
– Нет времени. Есть только один человек, которому я безоговорочно доверяю. Это я.
– А Кентукки?
– Девяносто семь процентов.
– Упрямый сукин сын.
– Вы – образец для подражания во всем, кроме одного, – парировал Корд.
– На что ты намекаешь?
– Я ухожу.
– Я не раз предлагал тебе бумажную работу последние пять лет, – сказал Чандлер-Смит.
47 
