— Ты ни разу не предал меня. Ни разу, — твердо возразила она. — Ты чуть не погиб, спасая мою жизнь, в то время как я была для тебя всего лишь обузой — строптивой невестой, на которой ты женился из преданности своему брату.
— Ты никогда не была для меня обузой. Я возжелал тебя с первой же минуты, как увидел. И никогда мне еще не приходилось так желать женщину — это пламя жарче, чем адский огонь.
Ариана улыбнулась, и улыбка ее была печальной и прекрасной, как слезы, что медленно текли у нее по щекам.
«Вожделение. Страсть. Желание.
Но не любовь».
— Теперь я знаю, как сильно ты желал меня, — вздрогнув, промолвила она, вспомнив ласки Саймона.
Он заметил ее движение и почувствовал, как огонь пробежал по его жилам, сжигая в пламени страсти всю горечь и боль прошлого, с которым можно было смириться, но которое нельзя было исправить.
— Ты даже дрожал от желания — так сильно ты хотел меня, — прошептала Ариана, — но ты ни разу не взял меня силой. Ты был нежен, когда другие мужчины были жестоки; тобой владела безрассудная страсть, когда другими — холодный расчет; ты был щедр, тогда как другие скупы и себялюбивы. И я должна сердиться на тебя? Нет, Саймон. Ты благословение, ниспосланное мне свыше.
— Ариана…
Голос его пресекся, словно что-то сдавило ему горло. Правда Арианы открылась ему вдруг так ясно, как если бы он заглянул ей в душу.
Саймон медленно и осторожно запустил пальцы в ее роскошные черные волосы и, чуть приподняв ее лицо, стал осыпать его быстрыми поцелуями, собирая губами слезы, дрожащие у нее на ресницах.
— Когда я думаю о том, что сделал с тобой этот подонок… — хрипло прошептал он.
Его поцелуи ласково касались ее лба, щек, ресниц, губ. Ариана дрожала от этих легких прикосновений и тихо плакала, глядя в замкнутое, напряженное лицо Саймона.
— Забудь об этом, — настойчиво сказала она. — Я больше об этом не вспоминаю. Даже во сне.
— Над тобой жестоко надругались, и это предательство так глубоко ранило твою душу, что она почти умерла, заледенела. И все же…
— Ты исцелил меня, — торопливо прервала она.
— …ты пришла ко мне тогда на крепостную стену и доказала, что такое настоящая страсть.
Ариана попыталась что-то сказать, но слова замерли у нее на губах.
— И я взял тебя прямо там, на крепостной стене, — продолжал Саймон. — Я стоял спиной к ледяному ветру, но чувствовал только твое…
Он на мгновение умолк: дрожь желания и какая-то непонятная тоска внезапно пронзили его тело.
— …твое тепло, ласково обволакивающее меня, — наконец договорил он. Голос его был хриплым и напряженным. — Ты пришла и отдала мне все, кроме своей невинности.
— Мне нравилось быть с тобой, — прошептала Ариана, приблизив свои губы к его губам.
— Я знаю, — ответил он. — Твое наслаждение пролилось знойным дождем.
Саймон почувствовал, как ее тело вспыхнуло при этих словах.
— Я… я не знала, что так бывает, — прошептала Ариана. — Я не могла… остановиться.
— Я знаю, — выдохнул Саймон, нежно покусывая ее губы. — Я и не хотел, чтобы ты останавливалась. Я мог бы стоять там вечно — пускай вокруг меня бушевали бы дождь, снег и ветер, — только бы твоя страсть согревала меня своим огнем.
Саймон языком провел по изящной линии губ Арианы, и из ее груди вырвался слабый стон удовольствия.
— Ты дрожала и плакала в моих руках, как сейчас, — сказал Саймон, — и молила только о том, чтобы наши объятия не кончались. Ты отдала мне все, кроме своей невинности.
— Я желала тебя до безумия.
— Я тоже.
— Мне хотелось быть с тобой вечно.
— Да, твое тело говорило мне об этом лучше всяких слов. Оно плакало от страсти, и мне хотелось выпить его слезы. Ни одна женщина на свете не отдавалась так мужчине. Ты подарила мне все, кроме своей невинности.
Дрожь пробежала по телу Саймона, и он крепко сжал губы.
— Саймон! — недоуменно прошептала Ариана.
— Мне следовало быть с тобой более нежным, — произнес он голосом, полным горечи и сожалений. — Я должен был покрыть твое тело поцелуями — твои волосы, лицо, руки.
С этими словами Саймон стал целовать ее. Ариана прикрыла глаза, когда сладостная молния желания вспыхнула в ее крови и трепет пробежал по ее телу.
— Я должен был медленно, осторожно снять твое волшебное платье, — продолжал Саймон.
Серебряная шнуровка с легким шорохом высвободилась из петель, и аметистовая ткань скользнула вниз под его пальцами. Холодный воздух комнаты только усиливал тепло его губ, когда он склонился к Ариане.