— Саймон найдет путь к ее сердцу, — неуверенно произнес Эрик.
— Это надежда простого смертного или глас Посвященного? — спросила Кассандра.
— Да скажи мне, какая девушка устоит перед Саймоном? Он любезный кавалер, храбрый воин и страстный любовник.
Кассандра слабо пошевелила пальцами, и красные, голубые и зеленые вспышки света разлетелись от ее кольца, украшенного тремя драгоценными камнями.
— Надежда или Знание? — настойчиво повторила она.
— Черт побери, Кассандра, — раздраженно прорычал Эрик, — почему ты спрашиваешь об этом меня?
— У тебя дар угадывать тайные стремления людей и связь событий, а это не дано даже Посвященным — не то что простым смертным.
— Мой так называемый дар бессилен, когда дело касается женщин. Да сам черт не разберет, что у них на уме!
— Вздор! Просто ты никогда не пытался.
— Ариана тревожит меня, — резко произнес Эрик. — Можешь считать это «гласом Посвященного».
— Да, это так, — спокойно согласилась Кассандра.
— Посмотри на нее. Приходилось ли тебе когда-нибудь видеть, чтобы платье, сотканное Сереной, приняло кого-либо и не умиротворило его душу?
— Нет.
— А разве Ариана спокойна?
Вопрос Эрика не требовал ответа, но Кассандра произнесла в раздумье:
— Безмятежна ли она? Конечно, нет. Но спокойна — возможно. Кто знает, как повела бы себя леди Ариана, если бы на ней было обычное платье.
Эрик издал возглас удивления, и Стагкиллер сразу же насторожился, натянувшись как струна.
— Твои слова развеяли все мои тревоги, — язвительно заметил Эрик.
— Истинное Знание редко приносит покой.
— Что же заставляет Ариану так сурово сдерживать свои естественные желания?
— Я думала, что об этом расскажешь мне ты, — возразила Кассандра. — А еще лучше — расскажешь все это Саймону.
— Клянусь Богом! — вполголоса проворчал Эрик. — Если этот союз не будет плодотворным во всех отношениях, то Волка Глендруидов затравят, как загнанного зверя, все эти алчные и кровожадные стервятники.
— А если Доминик будет побежден, то на Спорные Земли обрушатся такие несчастья, какие нам не снились со времен друидов.
— Значит, нам остается только поставить свечу Господу и молиться, чтобы он охранил Саймона Верного и Ариану Преданную, ибо в их счастье — наше спасение, — мрачно произнес Эрик.
Саймон внезапно обернулся и посмотрел на Эрика и Кассандру, словно услышал их разговор. Его длинные гибкие пальцы стиснули дрожащую руку Арианы. Почти неосознанно она попыталась отдернуть руку, но вовремя сдержалась. Однако от Саймона не ускользнуло ее движение.
Он нахмурился, и в уголках его губ обозначилась жесткая складка: чем ближе становился час, когда невеста по обычаю уходит в свою спальню и готовится к приходу жениха, тем холоднее становились пальцы Арианы.
Саймон даже начал опасаться, что поведение его невесты не было ни хорошо обдуманным кокетством, ни проявлением девичьей застенчивости. Что ж, наверное, все-таки это правда — его жена холодна до мозга костей.
— Пойдем же, моя пылкая невеста, — язвительно произнес Саймон.
В ответ из-под длинных черных ресниц на него глянули дымчатые глаза цвета грозовой тучи.
— Пришло время покинуть великолепное празднество, которое, без сомнения, доставило вам столько удовольствия, — насмешливо продолжал он.
Ариана окинула взглядом пирующих рыцарей, охрипших от приветственных криков и отяжелевших от вина, и ей вдруг больше всего на свете захотелось сейчас оказаться далеко-далеко отсюда, наедине со своей арфой, и слушать ее переливы вместо глубокого голоса Саймона, полного яда и горечи.
— Итак, поставьте свой пустой кубок, киньте нетронутое содержимое вашей тарелки борзым, — холодно добавил Саймон. — Мы вместе засвидетельствуем свое почтение хозяину Стоунринга, как и подобает супружеской чете.
Ариана ничего не ответила, но и не сопротивлялась, когда Саймон рывком поставил ее на ноги: она знала, что этот миг когда-нибудь наступит.
Как в забытьи, рука Арианы нащупала мягкие складки платья, цветом напоминавшего аметистовый блеск ее глаз: чем дольше она носила наряд Серены, тем больше ей нравилась ласкающая и успокаивающая ткань.
Но, поглаживая искрящиеся складки платья, Ариана всеми силами старалась не вглядываться в его удивительную глубину. Она боялась вновь поддаться искушению увидеть себя выгнувшейся, как натянутая тетива, под прикосновением Саймона, боялась вновь ощутить, как ее тело пронзает сладостная молния наслаждения.