Особенно,... 
85 
Джулия дрожала, ее кожа то разгоралась, то леденела, то покрывалась испариной под его прикосновениями. Но страх отступал, не в силах сражаться со всеми остальными чувствами. Желания, на которые она так долго не обращала внимания, как прилив, смывали все на своем пути. Все, кроме него.
Ей казалось, что она парит, цепляясь за него, в нескольких дюймах над полом. И она могла бы так парить бесконечно, купаясь в ощущениях, слабея… и подчиняясь. Волшебство, сон…
Когда Пол обрушил жаркие поцелуи на ее шею, она вдруг поняла, что вовсе не парит, а медленно идет за ним из кабинета… в гостиную… к лестнице.
Реальность. В реальном мире подчинение часто равносильно капитуляции.
– Куда мы идем? – Это ее шепот, такой хриплый и сдавленный?
– В этот раз, в первый раз, тебе нужна кровать.
– Но… – Джулия попыталась пробить туман, окутавший мозги, но его губы снова отвлекли ее. – Сейчас ведь утро.
Его смех был таким же лихорадочным, как ее пульс.
– Боже, ты прелесть, Джулия. Даю тебе последний шанс. – Сгорая от нетерпения, он сдернул с нее футболку и отшвырнул в сторону. – Ты хочешь, чтобы я ждал до захода солнца?
Она тихо вскрикнула, то ли от тревоги, то ли от восхищения, когда он обхватил ее грудь.
Пол прижал ее спиной к стене, лаская, искушая сильными ловкими руками. Он тяжело дышал, словно взобрался на вершину горы, и Джулия чувствовала теплый трепет его дыхания на шее, щеках, губах.
Он сойдет с ума, он умрет, если не испробует эту нежную, как вода в озере, плоть.
– Так что ты хочешь, Джулия?
– Это. – Теперь уже она тянула его в спальню. – Тебя. – Дрожащими от нетерпения пальцами она попробовала расстегнуть пуговицы его рубашки. Господи, откуда эта необходимость прикоснуться к нему? Откуда эта невыносимая жажда, этот пожирающий изнутри огонь… – Я не могу… так давно. – Наконец она уронила руки, проклиная свою неловкость, и закрыла глаза, спасаясь от унижения, стыда.
– У тебя прекрасно получается. – Пол едва сдержал смех. Она и не представляет, что творит с ним своей неловкостью, своими словами. – Расслабься, Джулия, – прошептал он, увлекая ее на кровать. – Все лучшее вернется к тебе само собой.
Она выдавила жалкую испуганную улыбку.
– Так говорят о езде на велосипеде, но я всегда теряю равновесие и падаю.
Пол лизнул ее в подбородок и оцепенел. Ее ответная дрожь поразила его, как удар в солнечное сплетение.
– Я дам тебе знать, если ты зашатаешься.
Джулия протянула к нему руки, и он обхватил ее запястья, стал целовать ее пальцы. Слишком быстро, нельзя так спешить, упрекнул он себя, следя за ней в слабом свете, проникающем сквозь опущенные шторы. Ей необходима нежность, терпение.
Что-то изменилось. Джулия не понимала, что именно, но изменилось. Настроение, атмосфера… такие же возбуждающие, но более сладкие. Его прикосновения больше не были властными. Его пальцы, словно пробуя, скользили по ее телу. И когда он поцеловал ее, она не почувствовала отчаяния. Он словно просил ее, умолял – и невозможно было отказать ему.
Пол чувствовал, как она медленно расслабляется и, словно горячий воск, тает под ним. Он никогда не сталкивался с такой безоговорочной капитуляцией, с таким доверием и уже казался себе героем. И хотел дарить ей больше и больше обещать.
Медленно, не сводя глаз с ее лица, он стянул ленту с ее волос, и они темным золотом рассыпались по розовому покрывалу. Ее губы раскрылись, и он коснулся их нежно, мягко, ожидая, пока она сама поцелует его. И когда ее язык метнулся и сплелся с его языком, утонул в поцелуе.
Возбуждение затуманивало ее сознание, мешало дышать. Хотя ее пальцы еще дрожали, пуговицы его рубашки поддались, и она с долгим удовлетворенным вздохом прижалась к его обнаженной груди, услышала, как бьются в унисон их сердца.
Пелена сменяющихся ощущений накрыла ее, вытеснив все сомнения. «К черту осторожность, Джулия. Живите, наслаждайтесь», – зазвенели в ушах слова Евы. Да. Она хотела, она жаждала пира.
Ее губы метались по его лицу, шее. Она впитывала этот пьянящий, почти животный вкус мужчины. Он что-то сказал, хрипло, резко, и она услышала собственный смех, смех, захлебнувшийся изумленным стоном.
Он целовал ее грудь, и она изгибалась под ним. Ее тело, натянувшееся как струна, словно пело победный гимн. Царапанье его зубов, неожиданная алчность губ, вечный зов плоти ошеломляли ее. Она прижалась лицом к его лицу, требуя и предлагая все, о чем он просил.
85 
