158 
В советском меморандуме японскому правительству, направленном в начале января 1939 г., «решительно» отвергались японские обвинения в стремлении Советского Союза «превратить рыболовный вопрос в политический». Но тут же заявлялось, что советское правительство не может «не принимать нужных мер по охране побережья и границ своего государства». Продолжение переговоров ставилось в зависимость от принятия «за основу» советских предложений[995].
Поскольку Япония настаивала на своем[996], М.М. Литвинов в письме Сталину просил разрешения заявить японскому послу, что любые попытки нарушить советские территориальные воды будут рассматриваться как сознательное провокационное нарушение, «которое вызовет с нашей стороны соответственную реакцию, размеры которой мы рекомендуем Японии не преуменьшать»[997]. 21 января Политбюро постановило заявить японскому послу, что «в случае японских провокационных действий в советских водах конфликт не будет носить локального характера»[998]. Напомним, что речь идет о периоде, когда, если верить «Фальсификаторам истории», дело шло к полной международной изоляции СССР, которому, казалось бы, самому уж никак не следовало обострять отношения с соседними странами.
Подводя итог внешней политике сталинского Советского Союза в послемюнхенский период, следует подчеркнуть, что она определялась его антикапиталистической стратегией, классово-имперскими целями. Соображения, связанные с борьбой против фашизма как общемировой угрозы, уступали место многократно провозглашаемому главному принципу в международных делах: СССР ориентируется прежде всего и только на свои интересы. Подход к международным отношениям исключительно с позиции самодостаточности социализма ставил Советский Союз де-факто против как агрессивных — фашистских, так и неагрессивных — демократических государств. В отличие от противостоящих друг другу капиталистических коалиций, достаточно скоро определившихся с взаимными претензиями и контрпретензиями, советская позиция оставалась как бы неопределенной. Эта «неопределенность» отражала советское стремление встать над обеими враждующими группировками держав, сохраняя за собою свободу решающего выбора, а вместе с ним все преимущества игры на «межимпериалистических» противоречиях.
Александр Гогун
Главная ошибка Сталина
Я уверен, что в обеих странах сегодня такой режим, который не хочет вести войну и которому необходим мир для внутреннего строительства.
Адольф Гитлер — Вячеславу Молотову,
12 ноября 1940 г.
В СССР и Германии много аналогичного, так как обе партии и оба государства нового типа.
Вячеслав Молотов — Рудольфу Гессу,
13 ноября 1940 г.
12-13 ноября 1940 г. в Берлине прошли советско-германские переговоры. Делегацию «мирового пролетариата» возглавлял председатель Совнаркома Вячеслав Молотов, немецкую сторону представлял рейхсканцлер Адольф Гитлер. Переговоры принято считать прологом советско-германской войны.
Эти беседы и их последствия неоднократно описаны в мировой и российской историографии. Тексты бесед между Молотовым и фюрером запротоколированы и опубликованы как на Западе, так и в России[999]. В научных кругах доминирует следующая точка зрения: переговоры были комедией, которую Гитлер ломал перед нападением на СССР, чтобы усыпить бдительность Сталина.
Открывшиеся в последнее десятилетие факты заставляют существенно пересмотреть эту позицию.
Стратегическая ситуация для обеих сторон в тот момент была патовой. Рейх уже захватил Чехию, разгромил Польшу, Данию, Норвегию, Бельгию, Францию, Нидерланды. В самом разгаре была воздушная битва за Англию, которую люфтваффе проигрывало, а немецкие подлодки наносили удары по английским морским коммуникациям. СССР оккупировал половину Польши, завоевал Карельский перешеек, занял Бессарабию, страны Прибалтики, то есть продвинулся почти до всех границ, очерченных советско-германскими договорами 1939 года. Гитлеровская Германия, покорив огромные территории, остро нуждалась в сырье для нормального функционирования экономики разросшегося рейха: Англия душила своего противника морской блокадой.
Твердокаменный Молотов, уезжая в Германию, получил подробные инструкции от своего шефа, о чем не преминул сообщить противоположной стороне: «Я выражаю позицию лично Сталина!» Гитлер сам участвовал в переговорах, его тщательно проинструктированные дипломаты играли вторые роли.
995
Нота народного комиссара иностранных дел СССР М.М. Литвинова послу Японии в СССР С. Того. 11 января 1939 г. // Там же. С. 32–34.
996
Более полно японскую позицию по рыболовному вопросу см.: ДВП СССР. Т. 22. Кн. 2. С. 502–503 (прим. 12).
997
Генеральному секретарю ЦК ВКП (б) И.В. Сталину. 19 января 1939 г. Секретно // Там же. С. 57.
998
Протокол № 67 заседаний Политбюро за 5 января-1 февраля 1939 г. Решение от 21 января 1939 г. (пункт 150) // РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 24. Л. 86.
999
См., например: Поездка В.М. Молотова в Берлин в ноябре 1940 года: Документы из архива Президента РФ / Предисловие академика Г.Н. Севастьянова // Новая и новейшая история. — 1993, № 5.
158 
