Особенно,... 
87 
— Ладно, — недовольно фыркнула она и принялась пеленать какую-то брошку в километр черной ткани. Я сразу же узнала эту манеру говорить, полученную в обычной английской средней школе, на которую накладывались интонации избалованного ребенка, которому родители во всем потакают, и общие обертоны речи, присущие южанам. Когда я вижу такую вот молокососку, которая считает себя пупом земли, это приводит меня в такое бешенство, что шерсть встает дыбом.
Снова звякнул колокольчик, и папаша почти мгновенно исчез, словно растворился в воздухе. На этот раз вошла крошечная женщина, с ног до головы наряженная в одежды явно из этого магазина. То есть, я хочу сказать, она очень была похожа на пирожное безе, только какого-то синюшного цвета. Вместе с девчонкой они в один голос стали громко жаловаться на холод в помещении, а потом сварливая маленькая корова тоже куда-то пропала, видно, пошла требовать от своего предка, чтобы он принял к этому какие-то меры. Я получила огромное впечатление, ей-богу - в этом возрасте, насколько я помню, мой разговорный репертуар не выходил за рамки «не знаю» и «отвали».
— Вас кто-нибудь тут обслуживает? — обратилась ко мне женщина. Я сама не очень-то высокого роста, но эта миниатюрная мегера была мне по плечо, не больше. В своих многочисленных юбках и корсетах она выглядела очень романтично, как после несчастного случая на фабрике обоев. Который случился лет пятьдесят назад.
— Спасибо, я просто смотрю.
Пока я из вежливости перебирала плащи и пальто, сшитые из парчи, и юбки с кринолинами, мегера все время вертелась у меня под мышкой. Вещи выглядели неплохо, но весили, наверное, килограмм шесть каждая, не меньше, не считая бархатной тесьмы.
— У вас очень красивая витрина, — сказала я, надеясь, что она поговорит немного со мной и уберется куда-нибудь к себе. — Я часто хожу этой дорогой на работу, но зашла к вам впервые.
— А где вы работаете? — тут же спросила она. Думай быстро, девочка.
— В «Ви энд Эй», — сказала я.
— Где-где?
— «Виктория и Альберт».
Она продолжала смотреть на меня оловянными глазами. Как могла она не знать знаменитый музей костюма? Очень странно для человека, который чего только на себя не навешал.
— Музей Виктории и Альберта.
— А-а, в музее! - сказала она таким тоном, будто опять ничего не поняла, но просто не хотела меня расстраивать.
Вот так дама, подумала я. Музей-то находится прямо тут, за углом.
— Это все... м-м... вы сами сшили? — осмелилась я задать вопрос.
— Да, - скромно ответила она, отвернулась и снова что-то сердито заорала своей дочке. Им все еще казалось, что в магазине нестерпимо холодно. Я подумала, что у нее, может быть, анемия и чуть не посоветовала пройти восстановительный курс лечения горячим камнем.
— Очень мило, — прохрипела я.
— Может, я могу вам еще чем-нибудь помочь? — нетерпеливо спросила она. Я как раз смотрела на изящные сережки в виде бабочек, не слишком вычурные, они мне понравились, но просто из принципа я сказала «нет». Мегера, не отходя ни на шаг, пасла меня до самой двери, отодвинула тяжелый засов и выпустила обратно на свежий и теплый воздух. Знакомство с магазином и его обитателями так травмировало мою нервную систему, что я сразу же перешла через дорогу, открыла дверь другого и выложила там шестьдесят фунтов стерлингов за сережки с блестящими стекляшками.
dimanche, le 21 mars
От жизни мне надо совсем немного, ей-богу:
• Чтоб у меня была такая прическа, которая бы не трепалась от ветра, независимо от его скорости и направления.
• Чтоб люди, которым я улыбаюсь, улыбались мне в ответ.
• Чтоб у меня были красивые туфельки на высоком каблуке (хочу быть выше ростом) и чтоб в них можно было ходить.
• Чтоб можно было парковать машину в местах для инвалидов.
• Чтоб мгновенно овладеть всеми кухонными приспособлениями.
• Чтоб хотя бы время от времени немножко светило солнце.
• Чтоб во всем мире запретили полифонию в мобильниках.
• Чтоб во всем мире запретили продавать мобильники, которые не предлагают никакого выбора, кроме полифонии.
• Чтоб никто никогда не страдал, в том числе и в прошлом, от сотворения мира до настоящего момента.
lundi, le 22 mars
Встречалась за ланчем с А-4 в польском ресторане. Он горячо рекомендовал этот ресторан как противоядие от всяких зачуханных тратгорий и суперкошерных заведений в северной части Лондона с их кошерными булками. К первым я отношусь с изрядной долей скептицизма, а что касается вторых, я не чувствую себя достаточно религиозной, чтобы туда ходить. Внутри ресторана все было строго, декор в тяжелых, приглушенных тонах семидесятых годов, на стенах висели дурные репродукции батальных картин, изображавших битвы, где участвовали храбрые поляки, и на всех предметах толстый слой какой-то жирной грязи, которая, наверное, скапливалась еще с тех пор, когда я пешком под стол ходила. Кстати, у нас на кухне было то же самое. Да и еда, казалось, вышла прямо с плиты моей матери: свекольный борщ со сметаной; жареные картофельные оладьи с яблочным соусом и тоже со сметаной. Официантки были, как полагается, все дородные и с суровыми лицами, с туго заплетенными соломенными косами, в серых фартуках, повязанных вокруг округлых талий. С посетителем, если вообще замечают его, они разговаривают с помощью какого-то языка, больше похожего на хрюканье, — то же самое я имела удовольствие видеть и слышать в ресторанах северо-восточной Европы, когда там путешествовала. Все блюда — буквально все — были глубоко прожарены и подавались с цельной половинкой капустного кочана. Я была сражена наповал.
87 
