91 
– А… – Он так растерянно усмехнулся, что у Евы защипало в глазах. – Хорошо. Значит, мы на равных! Тогда спокойной ночи.
– Спокойной ночи. – Она смотрела на гудящую трубку, жалея, что нельзя протянуть руку и притащить Рорка обратно.
Компьютер еще не закончил поиск, когда в кабинет ввалились Пибоди и Макнаб.
– У Соммерсета все в порядке, – сказала Пибоди. – Завтра ему снимут шину, а вскоре он сможет ходить.
– Я прыгаю от радости… Мэтью Брэди, Ансель Адамс, Джимми Ольсен, Луи Жавер. Кто это такие?
– Джимми Ольсен – начинающий репортер «Дейли планет», – откликнулся Макнаб.
– Ты его знаешь?
– «Супермен», Даллас! Вам следовало бы больше интересоваться поп-культурой. Комиксы, рассказы в картинках, видео, компьютерные игры… Понимаете, Супермен – это супергерой с планеты Криптон, который был послан на Землю еще ребенком и…
– Короче, Макнаб!
– Если короче, то Джимми Ольсен – один из персонажей этого комикса. Молодой репортер и фотограф.
– Фотограф… Любопытно. А остальные?
– Ансель Адамс – когда-то был такой знаменитый фотограф, – подсказала Пибоди. – У моего отца хранились репродукции его снимков. Он замечательно снимал пейзажи.
– И Мэтью Брэди. – Ева подошла к компьютеру. – Про этого я слышала. Еще один фотограф. Итак, три из четверых. Сплошные псевдонимы – и, естественно, никаких адресов, никаких родственников. Но что скрывается за дверью номер четыре? – У нее загорелись глаза. – А вот и победа! Не Луи, а Анри Жавер. Фотограф, известность которому принесли главным образом портреты мертвых. Работал в начале века в Париже. Хотя это направление, получившее название «Портреты теней», быстро вышло из моды, но снимки Жавера до сих пор считаются лучшими образцами этого жанра. Его работы можно видеть в Лувре, Лондонском музее фотографии и Международном центре фотографии в Нью-Йорке. Макнаб, найди мне о Жавере все, что можешь!
– Уже ищу.
– А победа в том, что наш мальчик, судя по всему, имя сохранил свое. Пибоди, Луи или Льюисов в наших списках около двух дюжин. Проверь их. Ну, детки, – хищно улыбнувшись, сказала Ева, – похоже, мы взяли его след.
Она работала, пока не воспалились глаза. Работала, хотя давно отправила Пибоди и Макнаба в постель. Пусть делают там все, что хотят…
Когда у нее зарябило не только в глазах, но и в мозгу, она разложила кресло и подремала несколько часов. Еще одна одинокая ночь в огромной кровати была ей уже не по силам.
Но Ева напрасно старалась довести себя до изнурения: сны все же настигли ее, схватили ледяными пальцами, и начались кошмары.
Комната была знакомой. Пугающе знакомой. Той самой страшной комнатой в Далласе, где воздух обжигал холодом и казался грязно-красным. Ева знала, что это сон, и пыталась вырваться из него. И все равно она ощущала запах крови. Запах крови, сочившейся из неподвижного тела и капавшей на пол с ножа, который она сжимала в руках.
Ева ощущала запах смерти. То, что она сделала, на что решилась, чтобы спасти себя, навеки запечатлелось в ее сознании.
Рука болела отчаянно. Рука ребенка во сне и рука женщины, оказавшейся в плену этого сна. Сломанную кость жгло огнем, рука онемела от плеча до кончиков пальцев, с которых капала кровь.
Нужно было избавиться от наваждения. Сделать то, что она сделала тогда: смыть кровь и смерть холодной водой.
Она двигалась медленно, как старуха, морщась от острой боли между ног и пытаясь не думать о причине этой боли.
Вода и кровь пахли железом, но откуда она это знала? Тогда ей было всего восемь.
Он снова избил ее. Пришел домой недостаточно пьяный, чтобы оставить ее в покое. Поэтому он снова избил ее, снова изнасиловал, а потом сломал руку. Но на этот раз она остановила его.
Его остановил нож.
Теперь она могла уйти. Уйти из этой комнаты, от этого холода и от него.
– Ты никогда не уйдешь, и сама знаешь это!
Она подняла глаза. Над раковиной висело зеркало. Она видела в нем свое лицо – худое, бледное, с глазами, потемневшими от потрясения и боли, – и лицо того, кто стоял сзади. Красивое, с чудесными синими глазами, шелковистыми черными кудрями и полными губами. Как с картинки.
Рорк. Она знала его. Любила. Он приехал за ней в Даллас и сейчас заберет отсюда. Когда Ева повернулась к нему, она перестала быть ребенком и превратилась в женщину. Но окровавленный труп того, кто был ее отцом, по-прежнему лежал между ними.
– Я не хочу оставаться здесь. Хочу домой. Я так рада, что ты пришел за мной.
91 
