19 
В комнате повисла напряженная тишина, Лука не говорил ни слова. У Ребекки в сознании пронеслась безумная мысль, что он вообще больше никогда не будет говорить. Внезапно Лука отвернулся и яростно ударил кулаком о ладонь, извергая проклятья.
— И ты верила этому все это время? — закричал он.
— Чему еще я должна была верить? Отец показал мне обналиченный чек. Там был указан твой счет в банке. Не притворяйся, что этого не было.
— О да. Он заплатил мне деньги, я не отрицаю.
— Тогда о чем можно говорить?
— Твой отец солгал тебе о причине, по которой я взял деньги. Я уехал, потому что Фрэнк все разрушил. Я был уверен, что виноват в твоей депрессии, в смерти ребенка, во всем. Затем он увез тебя в Англию, я не мог найти тебя. Я вернулся домой и увидел, что дома нет — Фрэнк сжег его.
Ребекка потрясенно уставилась на него.
— Мой отец сжег наш дом? — недоверчиво прошептала она.
Что-то промелькнуло в его лице.
— Наш дом. Да, так оно и было. Я рад, что ты помнишь. Фрэнк поджег его собственными руками. К счастью, были свидетели. Его арестовали и посадили в камеру. Он мог просидеть в тюрьме довольно долго, но я заявил полиции, что это было «недоразумение» и я не буду предъявлять обвинение.
— Почему ты сделал это?
Лука усмехнулся цинично, презрительно.
— Из-за пятидесяти тысяч фунтов, конечно.
Эти деньги стали моей ценой за его освобождение. Я продал ему свободу. И ничего больше.
— Я не верю этому, — прошептала она.
— Его поймали, когда горел дом, он спалил себе руку. Ты никогда не замечала его ожогов?
Внезапно Ребекка вспомнила, как отец приехал с перевязанной рукой. Он сказал, что сломал ее, но месяц спустя она заметила странное пятно и подумала, что это напоминает след ожога. Когда она спросила отца, он рассердился и ничего не объяснил.
— Все эти годы, — пробормотала она, — он говорил мне, что ты…
— Я никогда бы не бросил тебя, — тихо сказал он. — Никогда. Ты действительно так думала?
Бекки кивнула.
— Ты должна была верить в меня, Бекки, — с грустью, но без упрека сказал Лука. Он никогда не обвинял ее ни в чем.
— О боже, — шептала она. — Все эти годы я считала, что ты… О, боже, боже!
Она думала, что коснулась дна уже давно. Но теперь знала, что все намного хуже. Она подошла к окну и посмотрела в темноту, мысли путались.
— Я должна была все узнать, — наконец сказала она. — Но я была слишком нерешительной.
— Да, ты стала нерешительной после того, как отец забрал тебя. Я видел тебя в этом состоянии.
Ты действительно не помнишь, как я приезжал в больницу?
Обеспокоенная, она повернулась к нему.
— Я всегда удивлялась, почему ты никогда не приходил ко мне.
— Ты думаешь, твой отец позволил бы? Он был твоим ближайшим родственником, а я — никем.
Фрэнк помешал нам пожениться, мы не были мужем и женой, у меня не было никаких прав.
— Да. — Внезапно ее осенило. — Я помню его высказывание: «Тогда я вовремя». Он хотел остановить наше бракосочетание. Но ты был отцом нашего ребенка.
— Прежде чем он родился, твой отец вошел в сговор с полицейскими. Я был арестован и просидел неделю в камере.
— О боже! За что?
Он пожал плечами.
— Они что-то придумали. Неважно. Надолго сажать меня не хотели, просто устранили на время, пока Фрэнк Солвей делал свои дела. Я думал, ты умерла. Я просил разрешения увидеть тебя, но меня никто не слушал. Наконец пришел твой отец и сказал, что «маленький ублюдок», так он назвал нашего ребенка, мертв. И добавил, что это моя ошибка, что ты потеряла ребенка из-за моего «грубого поведения»…
— Но это не правда, — вспыхнула она. — Это отец был груб. Ты не сопротивлялся ему, ты просто стоял, как скала. Я помню это.
— Конечно, я боялся навредить тебе.
— Тогда как ты мог чувствовать себя виновным, если знал, что это не было твоей ошибкой?
Лука вздохнул.
— Что заставляет невинного человека признаваться в преступлении, которого тот не совершал?
Его мучают сомнения, он начинает думать, что ложь — это правда, а правда — это ложь. Я мучился смертью нашего ребенка, желанием видеть тебя, тем, что не могу быть рядом с тобой. Было несложно сделать так, чтобы я чувствовал себя полностью виноватым.
Бекки смотрела на него, и ее сердце разрывалось от отчаяния.
— А потом он позволил мне увидеть тебя. Я думал, это мой шанс, я обниму тебя и скажу, что по-прежнему люблю тебя. Но ты была не в себе.
— У меня была послеродовая депрессия. Это было ужасно, я думаю, мне давали сильнейшие успокаивающие.
19 
