Особенно,... 
139 
– Я мало кого знаю. Нед не любил…
– Прекратите, – оборвала ее Ева, и Сьюзен в страхе подскочила на стуле. – Вы знаете ваших соседей хотя бы в лицо, знаете продавцов и хозяев магазина, знаете друзей ваших детей, их родителей.
– Да, наверно, но я не помню. Я так удивилась, увидев ее, а Нед только что…
– Никто с вами не заговорил?
– Только Ава. Было очень холодно, я смотрела вниз. Знаете, как это бывает…
«Знаю, как это бывает с такими, как ты», – подумала Ева.
– Машина стояла на улице или на парковке?
– На парковке. На стоянке для машин.
– В каком направлении вы шли?
– Э-э-э… на запад, потому что мы прошли мимо магазина, а потом мы прошли еще несколько кварталов и перешли улицу и пошли на север, я думаю… мне кажется, по Седьмой авеню. Я не уверена.
– А что за стоянка?
– Я не знаю, не знаю! Они все одинаковые, разве нет? Мне было плохо. Меня тошнило.
– Как долго вы отсутствовали? Только не надо скармливать мне это дерьмо: «Я не знаю, не знаю». Когда вы пошли в магазин?
– Около половины десятого.
– А когда вернулись домой?
– Почти в двенадцать. Мне пришлось возвращаться на автобусе. Она высадила меня у автовокзала на другой стороне тоннеля, дала мне денег на автобус. Я вернулась на автобусе.
– Долго вам пришлось ждать автобуса?
– Всего несколько минут, мне повезло. Я сошла с автобуса и все-таки заглянула в магазин. Мистер Айзекс сказал, что он уж думал, я не приду.
– Мистер Айзекс?
– Хозяин магазина. Я всегда хожу по понедельникам до десяти. Он сказал, что вид у меня усталый и что мне бы надо отдохнуть, и дал мне шипучку для детей. Это я забыла сказать. Он часто давал мне какое-нибудь угощение для детей. Он хороший человек, он держит магазин вместе с женой. Я вернулась домой, убрала продукты и подумала: «Ничего этого не было. Никогда не было». А потом мне опять стало плохо, потому что все это было. Надо сказать детям. Я не знала, как им сказать.
– Когда вы были в загородном клубе и заключили вашу сделку с Авой Эндерс, где вы с ней находились?
– В ее люксе. Она мне велела прийти после последнего семинара, но никому не говорить. Люди начинают завидовать. Она просто хотела отдохнуть, спокойно поговорить с подругой. – Опять на глазах у Сьюзен выступили слезы. Ева даже с удивлением подумала, неужели у человека может быть столько слез. – Она сказала, что мы подруги.
– Вы с ней выпили. Это она заказывала выпивку?
– В номере была бутылка вина и блюдо с фруктами и сыром – все такое красивое.
– Кто-нибудь звонил или приходил, пока вы были там?
– Нет. Она повесила на дверь табличку «Просьба не беспокоить» и отключила телефоны. Чтобы мы могли расслабиться – так она сказала.
Ева решила, что уже выжала Сьюзен досуха. На данный момент.
– Вы будете зарегистрированы и взяты под стражу. Суд назначит вам адвоката. Вам предложат лучшую сделку, о какой вы можете только мечтать. Большего не ждите. – Тут вошел Бакстер, и Ева встала. – В комнату для допросов входит детектив Бакстер.
Ева подошла к нему, и он тихо сказал:
– Получил ордер на обыск. Хочешь, я поеду?
– Нет, лучше пойди зарегистрируй ее. Она выдохлась.
– Я связался с сестрой, пока оформляли ордер. Она в шоке и в полной растерянности, но этого можно было ожидать. Она хочет приехать за детьми. Детская служба разрешила.
– Ты нажал на кнопки?
– Детям и без того будет тяжело. Они же ни в чем не виноваты.
– Зарегистрируй ее, – повторила Ева. – Я пошлю Пибоди и Трухарта провести обыск. Мне нужна пара часов, чтобы все это собрать и осмыслить. Да, надо, чтобы этот арест не засекли радары.
Бакстер кивнул и подошел к Сьюзен:
– Вам придется пройти со мной.
Ева выждала, пока Бакстер выводил Сьюзен из комнаты.
– Конец допроса. – Она провела обеими руками по волосам. – Боже! Господи боже мой!
Когда Ева вышла, ее уже поджидала Мира.
– Ничего не желаю слышать о ее эмоциональной травме, страхе перед влиятельными фигурами или ее чертовом раскаянии, – предупредила Ева. – Томас Эндерс умер от ее руки.
– Да, это верно. От этого она не становится менее жалкой. Год в тюрьме или двадцать лет – значения не имеет. Жизнь Сьюзен Кастер, по сути, кончена. Она была кончена в ту самую минуту, как Ава остановила на ней свой выбор.
– Вы мне лучше вот что скажите: Сьюзен Кастер знала, что делала, когда накинула веревку на шею Томасу Эндерсу? Была ли она дееспособной? Сознавала ли она в юридическом, психическом и – я пойду еще дальше – нравственном отношении разницу между добром и злом?
139 
