Его поведение было похоже на безумие. Майкл резко двинулся, и в этот миг она почувствовала, до какой степени он возбужден. От осознания того, что причиной всему является она, Оливия ощутила такое же сильное возбуждение.
— А мне плевать! — соврала она, стараясь подавить собственное желание. — Я не хочу тебя! Не хочу заниматься с тобой любовью.
— Лгунья! — обвинил ее Майкл, но его тон был удивленным. Разве могла она не хотеть его? Ведь они были созданы друг для друга!
Майкл переместил свои ласки и поцелуи немного ниже, и теперь она ощущала жар его губ там, где ее грудь не была прикрыта тканью бюстгальтера. Пальцы их рук переплелись, и он поднес их соединенные руки к бюстгальтеру. Расстегнув застежку спереди легким движением, он повернул ладони Оливии таким образом, чтобы она сама смогла убедиться, что ее соски откликаются на его ласки.
— Разве ты можешь отрицать то, что говорит мне твое тело? — спросил он шепотом, глядя ей прямо в глаза.
Сексуальное желание переполняло Оливию. Ее тело действительно чуть ли не сотрясалось в конвульсиях от возбуждения. И причиной всему был Майкл Битен. В отчаянии она вскрикнула, предприняв последнюю попытку избежать близости с ним до того, как водоворот страсти унесет ее в мир наслаждения:
— Нет! Майкл, не заставляй меня ненавидеть тебя!
— Ненавидеть меня? — Он застыл. Казалось, даже прекратил дышать. Майкл посмотрел на их переплетенные тела, которые, казалось, жили и чувствовали отдельно от своих хозяев. — Мне кажется, это не похоже на ненависть.
— Мне все равно, что это значит для тебя. Но это — не любовь! Ты что думаешь, если не причиняешь мне физической боли, и заставляешь в конце концов захотеть тебя, то все в порядке? Это не так! — Она выдохнула и продолжила дрожащим голосом: — Давай, Майкл, вперед! Раз это действительно то, чего тебе хочется. И если тебе плевать на меня, как на личность. И если ты относишься ко мне, как к объекту, которым можно попользоваться в любую минуту! Я знаю, что ты сможешь заставить меня ответить тебе в постели: ласкать тебя, целовать, и даже умолять, чтобы ты ласкал меня в ответ. Ты преподнесешь мне удовольствие, которого я не испытывала с тех самых пор, как ушла от тебя. Ты убедишься, что я физически удовлетворена. Возможно, я даже засну в твоих объятиях. Но я обещаю тебе, — произнесла она с отчаянием, — что утром буду тебя ненавидеть! Даже хуже, я буду ненавидеть себя!..
Она с ужасом поняла, что плачет. Оливия презирала эти слезы, но никак не могла их остановить. Они неудержимо стекали на подушку.
— Возможно, я совсем спятил, если решился на такой риск, — сказал он, в отчаянии опустив голову.
Оливия намеревалась отрицать любые его обвинения, несмотря на то, что знала: долго сопротивляться Майклу она не сможет. Но когда его горячие жадные губы нашли ее влажную и соленую от слез щеку, он неожиданно стих и прижал ее к себе, вложив в эти объятия всю любовь, на какую только был способен.
В темноте она не могла видеть выражение его лица, а только очертание. Оливия почувствовала неровное дыхание Майкла и через мгновение — свободу. Он отстранился от нее и встал с кровати.
— Ты выиграла, — произнес он спокойно, — или мы оба проиграли. Если хочешь, оставайся и плачь тут одна или спи. А я проведу ночь в свободной комнате.
Его расплывчатая в темноте фигура удалилась, и она услышала, как он закрыл за собой дверь. Какое-то мгновение Оливия лежала без движения, затем зарылась головой в подушку, яростно пытаясь сдержать безудержно льющиеся слезы.
Она проснулась на следующее утро с невыносимой головной болью. Все было тихо, за исключением привычного уличного шума. Оливия приняла ванну и оделась. Дверь в комнате для гостей была открыта, и она увидела перед собой идеально заправленную кровать.
В кухне ей пришлось столкнуться с Майклом. Он был не брит, пил кофе и выглядел так, как будто спал в одежде, если вообще спал. Под глазами залегли тени, скулы были четко очерчены, но от этого ее муж выглядел еще более красивым. Заметив ее, он поставил чашку с кофе, отодвинул стул и встал.
— Оливия, ты в порядке?
— Да. — Она подошла к хлебнице и достала два кусочка.
— Я сожалею… о прошлой ночи. — С трудом произнес он.
Оливия напряглась.
— Не лучше ли тебе поторопиться? Тебе ведь нужно уйти в десять, не так ли?
Последовала короткая пауза. Затем он вышел из комнаты, и она наконец расслабилась, приготовила завтрак, но при мысли о еде ее затошнило.