— Я прослежу за ним, пока он не уберется отсюда. Я позову Буббу, чтобы он остался здесь с тобой.
Россу не терпелось удостовериться, что этот Расселл был всего-навсего бродяга. Ему не нравилось, что этот человек знает о нем так много. Знает ли он больше того, что Росс Коулмэн владеет табуном племенных лошадей? Знает ли он что-нибудь о Сонни Кларке? Нужно было выяснить это.
Росс все еще был обеспокоен, когда спустя несколько часов вернулся в лагерь, потеряв следы Расселла. Он обошел лагерь, спрашивая, видел ли его кто-нибудь и говорил ли с ним? Ему немного полегчало, когда мистер Лоусон рассказал, что Расселл заходил в его загон в тот вечер.
— Он спросил меня, чьи это лошади. Я сказал ему ваше имя. Я даже показал ему ваш фургон. Извините, Росс.
— Все в порядке. Наверное, это просто бродяга, который ищет работу. Я не думаю, чтобы стоило нам нанимать такого.
— Согласен, — сказал Лоусон. — Неприятный тип.
Росс вернулся в фургон, решив, что у него разыгралось воображение. Прошло уже три года, как его подстрелили и оставили умирать. Сонни Кларк умер, так считал Росс Коулмэн. Но могут найтись охотники за вознаграждениями и стражи закона, которые были бы рады узнать, что он живет теперь под другим именем. Он должен быть начеку.
Бубба сидел на подножке фургона, глядя на гаснущий костер. Он вскочил и вскинул винтовку, услышав шаги Росса.
— Осторожно, это я, — сказал Росс. — Где Лидия?
— Уже спит, — сказал Бубба с горестным выражением, которое не сходило с его лица после смерти Люка.
— У Ли все в порядке?
— Да.
— Ничего не случилось, пока меня не было?
— Нет. — Не мог же он рассказать Россу, что Присцилла Уоткинс прибежала к нему и умоляла поговорить с ней. Они прошли к задней части фургона вскоре после того, как Лидия отправилась спать и погасила ночник.
— Бубба, — прошептала Присцилла в темноте. Он оглянулся вокруг и, присаживаясь на ступеньки фургона, проворчал:
— Уходи.
— Я хочу поговорить с тобой, Бубба, — настаивала она. — Ты избегаешь меня с тех пор… с тех пор… как убили Люка.
— Да, ну и что?
Она нервно погладила дрожащие губы.
— Почему ты так плохо ко мне относишься, Бубба? Разве я не позволила тебе делать со мной все, что ты захочешь? Я так хорошо относилась к тебе, а ты теперь ведешь себя так ужасно. Это так по-мужски — приставать и умолять удовлетворить его похоть, а затем отвернуться от бедной девушки, которую он использовал.
Бубба чувствовал себя несчастным и без ее нападок. Он знал, что поступил с нею нехорошо, но каждый раз, когда он смотрел на нее, он вспоминал тело Люка, безжизненно висевшее на руках у Мозеса.
Если бы он не проводил время с Присциллой в тот вечер… Если бы не обнимал ее… Если бы не ее грудь… Ее губы…
Сам себе противореча, он почувствовал, как желание опять поднимается в нем. Оно могло командовать его телом, но не умом и не сердцем. Как он мог хотеть этого опять, когда он так горевал о своем брате? Он, наверное, плохой, безнравственный. Ему не нравилось, что Присцилла понимает его состояние. Она прислонилась к нему и игриво положила руку ему на ширинку.
— Я тебе больше не нравлюсь, Бубба?
Даже в темноте было заметно, что она надела ситцевое платье прямо на голое тело. Он почувствовал, что ее манипуляции увенчались успехом, и застонал от отвращения к себе.
Он оттолкнул ее:
— Оставь меня.
Она злобно откинула назад волосы и сжала кулаки.
— Хорошо. Но я предупреждаю тебя: если ты сделал мне ребенка, ты пожалеешь об этом. Мой папа убьет тебя.
Бросив эту мрачную, хотя и смехотворную угрозу, она отступила и скрылась в темноте, оставив Буббу в еще более подавленном состоянии, чем обычно, хотя он думал, что это уже невозможно.
Теперь он очнулся от неприятных воспоминаний и попросил Росса повторить свой вопрос.
— Я спросил, не осталось ли немножко кофе?
— По-моему, еще есть.
Росс вылил в чашку остатки кофе и снял кофейник с огня.
— Лидия просила передать, что остались бобы, если хочешь.
Росс кивнул.
— Это хорошо. Спасибо, что присмотрел здесь за всем. Можешь идти к себе. Я погашу огонь.
Бубба колебался, и Росс, чувствуя, что рассеянность мальчика вызвана горем, ждал, потихоньку отпивая кофе. Он не будет заставлять Буббу рассказывать о том, что его беспокоит. Но если тот сам захочет излить ему душу, Росс охотно выслушает.
— Я помню, у наших соседей в Теннесси был бык. Мы иногда брали его для нашей коровы… — начал Бубба без всякого предисловия. Он нерешительно кашлянул, бесцельно покрутил нитку, торчащую из его рукава, и провел руками по штанинам. — И получалось так, что каждый раз, каждый раз после того, как он покрывал ее, она телилась, понимаешь?