59 
Откинув назад голову, Росс громко расхохотался. В первый раз она видела, чтобы он так смеялся, и, удивленно похлопав ресницами, с удовольствием присоединилась к нему.
— Плохо, говоришь? — наконец сказал Росс, вытирая слезы тыльной стороной ладони. — Да, хуже не бывает. На твоем месте, если бы я хотел стать настоящей леди, я такого ни при ком бы не повторял. — Его снова начал разбирать смех, и, кое-как с ним справившись, он прислонился к дереву и сполз по стволу, присев на корточки. Выражения, с которым он сейчас смотрел на нее, она на его лице никогда прежде не видела. Оно было почти нежным.
— Черт возьми, Лидия, что мне делать с тобой? — Взъерошив волосы, он задумчиво покачал головой. — Бывает, я готов тебя убить, задушить собственными руками. А через минуту ты заставляешь меня так хохотать, как я, ей-богу, давно не смеялся.
Некоторое время он сидел, молча уставившись в землю, а она смотрела на него, желая — и не осмеливаясь — потрогать рукой его волосы, стереть со лба озабоченные морщинки.
Когда он снова взглянул на нее, лицо его уже опять стало бесстрастным.
— Видно, нам придется остаться вместе, пока не приедем в Джефферсон.
— Видно, придется.
А что потом? Спросить она боялась. Быть женой почти чужого мужчины, у которого каждую минуту меняется настроение, — не лучшая участь, но, по крайней мере, он не бьет ее. И чем быть совсем одной, как еще месяц назад, пусть лучше он будет рядом. Она уже начала скучать по нему, если долго его не видела, в каком бы настроении он ни являлся.
— Прости меня за… за мое молоко. Но когда мы поженились, я и правда не знала…
Помимо воли глаза его остановились на ее груди — такой же гладкой, налитой и соблазнительной, как и прежде.
— Конечно, ты не знала, — ответил он. — И я сердился вовсе не на тебя, а так… на судьбу.
Сердился — потому что жена его умерла безвременно и несправедливо. Потому что женился на этой девушке, все время твердя себе, что она — шлюха, дрянь, и пытаясь убедить себя, что она не нужна ему. И еще потому, что, несмотря на все свои уверения, желал ее еще больше, чем раньше.
— А зачем ты сказал мистеру Хиллу, что сам отведешь меня к речке? И… обнял меня? — С последней фразой она обращалась уже скорее к собственным туфлям, потому что поднять на него глаза не было никакой возможности.
«Потому что я не хочу, чтобы он провожал тебя. Потому что я взревновал, как дьявол, едва он сказал об этом. Потому что это дало мне возможность дотронуться до тебя».
— Они с Мозесом, наверное, слышали, как мы ругались. А я не хочу, чтобы говорили, будто я плохо обращаюсь с тобой.
— А. — Горькое разочарование помешало ей сказать еще что-нибудь.
— Ну, пойдем к фургону. Ма и Ли, наверное, тоже сейчас придут.
К удивлению ее и собственному, он заставил ее взять себя под руку, чтобы она не упала.
— Более жалкого зрелища я никогда не видела!
На поверхости воды появилась светловолосая голова Буббы Лэнгстона. Он шумно отплевывался. А всего в нескольких футах от него расположилась на заросшем травой берегу Присцилла Уоткинс. Она сидела, опершись на отставленные назад руки и подобрав колени, не смущаясь тем, что мальчишке, плававшему в мелкой воде, были хорошо видны ее бедра и исподнее.
— Ты что, за мной шпионишь? И что увидала жалкого? — спросил Бубба, медленно выбираясь на берег. Перед тем как влезть в воду, он хотел сбросить с себя всю одежду и теперь благодарил небо, что сообразил оставить штаны.
— Ни за кем я не шпионю, — отрезала она. — Я просто сюда пришла немного проветриться. Трястись целый день в старом фургоне — такая пыль и жарища.
Присцилла сложила губы бантиком, зная, что это производит неотразимое впечатление на любого мужчину, и выпрямилась. Высоко подняв руки над головой, она потянулась, туго натянув платье на налитой груди. Из-под полуопущенных ресниц ее серые глаза сочувственно взглянули на Буббу.
— А жалкое зрелище — это твоя грудь, Бубба Лэнгстон. На ней нет ни единого волоска. Я видела, как купался в реке мистер Коулмэн. У него везде волосы. На груди, под мышками. И еще на таких местах, которые молодой девушке не полагается даже видеть. — Она зевнула, изображая смертельную скуку, в то время как глаза ее зорко поглядывали на нервно запрыгавший кадык Буббы.
— Знаешь, что было бы действительно здорово? — спросила она, внезапно оживившись. — Я, наверное, сейчас сниму туфли и поболтаю в воде ногами. Мы, девочки, не такие счастливые, как мальчишки. Мы не можем раздеться до трусов и купаться, где только вздумается.
59 
