34 
Свою комнату Джеральд тщательно оберегал от посторонних вторжений. К нему не наведывалась даже горничная. Мать относилась с пониманием к странностям сына и уважала его стремление к независимости. А это давало ему уверенность в том, что никто не обнаружит его тайник с наркотиками.
Но самое главное — ни горничная, ни родные, ни друзья никогда не прикасались к его компьютеру.
У Джеральда была врожденная тяга к технике, и, когда ему исполнилось пятнадцать, он подсоединился к банковскому счету матери, справедливо сочтя, что это гораздо проще и удобнее, чем клянчить деньги. Он научился перехватывать и другие счета, но деньги ему быстро надоели.
И вот тогда Джеральд открыл для себя новое развлечение. Подслушивание чужих телефонных разговоров возбуждало его, он казался себе привидением. Линию «Фэнтэзи» он обнаружил случайно и сразу понял, что это — то самое, чего ему не хватало в жизни.
Да, теперь он не остановится, пока не найдет следующую, пока не услышит голос, который успокоит его. Однако надо соблюдать осторожность. Конечно же, мать глупа и никогда ни о чем не догадается, но отец… Если он что-нибудь заподозрит, последуют вопросы, и тогда ему несдобровать.
Обдумывая свои планы, Джеральд проглотил таблетку, затем еще две. Вообще-то он не любил барбитураты, но сегодня ему хотелось заснуть без сновидений.
Джеральд знал, что отец весьма умен. Он получил юридическое образование, но потом увлекся политикой. Начав политическую карьеру в конгрессе, Чарлтон П. Гайден благодаря незаурядной воле и уму вскоре получил пост в сенате. У него был имидж богатого человека, понимающего тем не менее нужды людей. Берясь за безнадежные дела, он всегда выигрывал их. Его считали политиком с незапятнанной репутацией. Он был очень осторожным, целеустремленным и умным человеком.
Джеральд не сомневался: когда закончатся выборы, когда подсчитают голоса, а с улиц уберут последнее конфетти, его отец станет самым молодым и блестящим хозяином Овального кабинета со времени Кеннеди.
Разумеется, Чарлтон П. Гайден ужаснулся бы, узнав, что его единственный сын и наследник задушил женщину, а теперь ждет случая сделать это еще раз. Но Джеральд был уверен в своем уме и хитрости. Никто никогда не узнает, что сын лидирующего кандидата на пост президента Соединенных Штатов испытывает склонность к убийствам. Его просто не посмеют заподозрить ни в чем подобном. Ну а если ему удастся скрыть это от отца, то от всех остальных и подавно.
Поэтому он и послал цветы на похороны Дезире, а теперь сидел в темноте, вслушиваясь в голоса женщин и надеясь вскоре обрести то, что ищет.
— Спасибо, что пришли, сестра.
Грейс понимала, что глупо смущаться, пожимая руку монахине. Но никак не могла забыть, как в детстве монахини много раз били ее линейкой по костяшкам пальцев. И хотя Грейс знала, что теперь монахини отказались от подобных наказаний, ей все равно стало неприятно.
Сестра Элис была в черном, с маленьким серебряным распятием на груди, в туфлях без каблуков.
— Мы молимся за вас и вашу семью, мисс Маккейб. Я была знакома с Кэтлин всего несколько месяцев, но уважала ее за преданность делу и педагогический талант.
«Уважала»… Какое формальное, сухое слово! Грейс уже пришлось выслушать немало соболезнований, но ни один человек не сказал, что дружил с Кэтлин и будет тосковать о ней…
В церкви собралось несколько преподавателей и учеников. Без них здесь было бы совсем пусто. «Да, среди них нет никого, кто пришел бы не из чувства долга, а из сострадания», — подумала Грейс, усаживаясь в заднем ряду.
Грейс окинула взглядом цветы в корзинах и венки в нефе. Ей вдруг показалось, что живые цветы с их благоуханием здесь абсолютно неуместны.
В основном цветы были присланы из Калифорнии. Очевидно, следовало считать, что букет гладиолусов и открытка с соболезнованиями — достаточный знак внимания со стороны тех людей, которые были когда-то частью жизни Кэтлин, вернее, миссис Джонатан Бризвуд…
Грейс был тягостен запах цветов, как и вид белого гроба, к которому она так и не подошла. А еще она поняла, что никогда больше не сможет слушать орган, не вспоминая при этом о смерти. «Нет, — подумала Грейс, — когда пробьет мой час, пусть не будет церемоний, панихид, друзей и родственников, глядящих заплаканными глазами на то, что от меня осталось».
— Грейс!
Она обернулась с непроницаемым лицом.
— Джонатан? Так ты все же пришел?
34 
