33 
Потом настал тот ужасный день. До нас уже дошли слухи о быстром передвижении немцев. Мы не были до конца уверены в их достоверности, но я не могла не задавать себе вопрос, успеет ли майор Мерривэл добраться до «Соснового Бора» до прихода врага.
Мы с Аннабелиндой гуляли в парке неподалеку от школы, когда с неба обрушилась беда. Я никогда раньше не видела цеппелина.
Когда свет падал на этот большой, громоздкий дирижабль, он казался серебряным.
Он висел почти над нашими головами. Я стояла, не шевелясь, глядя на него, и увидела, как с дирижабля что-то сбросили. Потом раздался мощный взрыв, почти сбивший меня с ног, и я увидела дым и огонь.
Я в ужасе поняла, что бомба упала около коттеджей.
У меня пересохло в горле. Я закричала:
— Они бомбят коттеджи. Там люди. Плантены… ребенок!
Я рванулась туда. Аннабелинда старалась меня остановить.
Я отбросила удерживающую меня руку. Я слышала только собственный крик: «Там ребенок!»
И я побежала. Я забыла об Аннабелинде. Я могла думать только о Плантенах и Эдуарде.
Коттедж был уже близко. Глаза застилал дым, едкий запах наполнял ноздри. Я видела, как, сбросив свой смертельный груз, удаляется дирижабль.
На месте домика была груда обломков. Что-то горело. Я пробралась к стене, окружавшей садик.
Коляска все еще стояла там. И… в ней лежал Эдуард. Он улыбнулся, увидев меня, и что-то пролепетал.
Я вынула его из коляски и крепко прижала к себе.
— О, слава Богу… слава Богу, — бормотала я.
Я не сознавала, что плачу. Я просто стояла, держа ребенка. Он начал сопротивляться. Я слишком сильно прижала его, и ему стало неудобно.
С удивившим меня саму спокойствием я положила его обратно в коляску, а затем направилась к тому месту, где раньше стоял коттедж. Маргарет должна была находиться где-то рядом. Она никогда бы не ушла, оставив ребенка одного.
— Маргарет, — позвала я. — Где вы?
Молчание.
Я двигалась к груде обломков, которые некогда были домом. Они еще дымились, и меня охватил ужас, я страшилась того, что могла обнаружить.
Возможно, мне надо было позвать на помощь, собрать людей, организовать спасательные работы.
Но сначала я хотела убедиться, что Маргарет здесь.
Я нашла ее. Жаке лежал рядом, и я увидела, что он мертв. Кровь и пена на губах, пальто в кровавых пятнах, что-то неестественное в позе.
Маргарет придавила балка.
Я закричала:
— Маргарет!
Она открыла глаза.
Я сказала:
— О, слава Богу! Маргарет, я должна пойти за помощью. Они придут и вытащат вас отсюда.
— Эдуард… — прошептала женщина.
— Он в безопасности, — сказала я. — В целости и сохранности, в своей коляске.
Она улыбнулась и закрыла глаза.
— Маргарет, — промолвила я. — Я возвращаюсь в школу… вместе с Эдуардом. Я приведу людей.
Они позаботятся о вас.
— Жаке… — Она повернула голову, и я увидела ужас в ее глазах. Маргарет поняла, что ее муж мертв.
— О, Жаке, — пробормотала она, — О, Жаке…
Я не знала, как облегчить ее страдания, но я должна была привести людей на помощь. Необходимо было убрать придавившую ее балку. Маргарет должны были отправить в больницу или в какое-нибудь безопасное место.
Я встала. Маргарет открыла глаза.
— Не уходите, — прошептала она.
— Я иду за помощью, Маргарет.
Она покачала головой.
— Останьтесь здесь… Эдуард.
— Эдуард невредим.
— Кто… кто позаботится о нем?
— Я иду за помощью.
— Нет… нет… со мной все кончено. Я знаю. Я чувствую. Эдуард…
— Он невредим, — повторила я.
— Кто позаботится о нем? — спросила она снова.
— Вы сами. Вы поправитесь.
Я увидела, как на лице женщины отразилось нетерпение.
— Вы, — сказала она. — Вы позаботитесь о нем.
Вы ведь тоже любите его.
Сначала я не поняла ее. Но все мысли Маргарет были об Эдуарде. Он спас ее от глубочайшей скорби, он занял место ее умершего ребенка, он придал смысл ее жизни.
Она думала только о малыше. Она считала, что умирает. Жаке убили. Только что он разговаривал с ней, а через минуту лежал мертвый рядом. И все из-за этой дурацкой войны. Как эти люди в дирижабле могли сделать такое? Неужели они не понимали, какое горе причиняют совершенно незнакомым людям?
Я поднялась и сказала:
— Я должна пойти за помощью. Я теряю время.
— Нет, нет. Не уходите… подождите. Эдуард… что станет с ним? Его родственники отослали. Они платили деньги, но деньги — это не любовь. Бедный ребенок! Бедный малыш! Кто будет его любить? Кто будет о нем заботиться? Только не те, кто отдал его на воспитание.
33 
