Особенно,... 
57 
Селеста с улыбкой кивнула.
— Вот твоя комната.
Она была просторной и обставлена с той же элегантностью, отличавшей обстановку дома. Все было выдержано в голубых и кремовых тонах; здесь были те же высокие окна, из которых открывался тот же вид на площадь, что и из детской.
Селеста взяла меня под руку.
— Я так хочу, чтобы ты была счастлива здесь, — сказала она.
— Вы очень любезны.
— Твой…
— Мой отчим.
— Да, твой отчим… Он хочет, чтобы вы все были счастливы в его доме. — Она всплеснула руками и с очаровательной наивностью добавила:
— А поскольку этого хочет он, то хочу и я.
— Это очень мило с вашей стороны. Я уверена, что все сложится прекрасно.
Она согласно кивнула.
— Теперь я покидаю вас. — Она потерла ладони, как бы умывая их. — А когда ты… спустишься вниз, да? Мы будем пить чай… и говорить… Я думаю, именно этого хочет твой отчим.
— Спасибо. Кстати… как мне к вам обращаться?
— Селеста является моим именем… Я не буду мачехой, о нет. Должно быть, я слишком молода, чтобы звать меня мамой… ты не думаешь?
— Очень молода, — уверила я ее. — В таком случае я буду говорить просто — Селеста.
— Это будет так мило. — Она направилась к двери и на пороге оглянулась. — Я увижу тебя очень скоро… да?
— Очень скоро.
Когда она вышла, я подумала: «Судя по всему, она приятная женщина, и, видимо, мы уживемся с ней».
* * *
В этот вечер я ужинала с Бенедиктом и его женой.
За столом нас было трое. Дети уже улеглись в постели в своей детской. Когда я поднялась туда, чтобы пожелать Люси спокойной ночи, она обняла меня за шею и порывисто прижалась ко мне.
— Тебе здесь понравится, — шепнула я. — Моя комната будет прямо под твоей.
Она продолжала прижиматься ко мне.
— Здесь будет почти так же, как и там, а попозже мы съездим погостить в Кадор, — пообещала я.
Затем я подошла к кроватке Белинды. Приоткрыв один глаз, она взглянула на меня.
— Спокойной ночи, Белинда. Приятных сновидений. — Я склонилась и легонько поцеловала ее. — Тебе здесь тоже понравится.
Она кивнула и закрыла глаза.
Я поняла, что дети утомлены дальним путешествием и связанными с ним треволнениями.
В комнату проскользнула Ли.
— Они мгновенно уснут, — шепнула она.
Стол был накрыт в небольшой комнате, примыкающей к огромной внушительной гостиной, где Бенедикт, очевидно, принимал своих приятелей-политиков.
Предполагалось, что в этой маленькой комнате будет более интимная обстановка, но я продолжала ощущать скованность, как всегда в его обществе.
Когда подали рыбу, он сказал:
— Я решил, что детям следует некоторое время побыть в Лондоне, хотя, конечно, в Мэйнорли им будет гораздо лучше.
— Да, — согласилась я, — Думаю, Мэйнорли отлично подойдет им. В деревне они чувствуют себя свободнее.
— Вот именно.
— Здесь, конечно, есть парк. Я помню…
Я оборвала себя на половине фразы. Он понял, что я вспомнила о матери, а воспоминания о ней ранили его не меньше, чем меня.
К несчастью, Селеста поняла причину моего замешательства. Она была задета. Я быстро продолжила:
— Они могут гулять в парке, кормить там уток… но за городом, конечно, лучше. Они начнут ездить верхом, а кроме того, этот сад… Сад в Мэйнорли замечательный.
— Ты должна быть здесь, — сказала Селеста. — Здесь будет… как это называется?
— Она начнет выезжать, — подсказал Бенедикт. — Лондонский сезон. Да, Ребекке нужно быть здесь, и… — Он повернулся ко мне. — Я… мы решили, что дети очень расстроятся, если сразу же лишатся твоего общества. Они только что распрощались с твоими бабушкой и дедушкой, и это уже взволновало их. Так вот, я подумал, что лучше тебе на несколько недель остаться с ними в Лондоне, потом вы некоторое время поживете вместе в Мэйнорли, пока они там устроятся, а уж затем ты одна вернешься в Лондон.
— Я думаю, это неплохо придумано. При них останется Ли — очень важный для них человек.
— Она очень хорошая, — сказала Селеста.
— Да, ведь вы немножко знаете ее, — сказала я. — Она жила у вас, когда занималась реставрацией гобеленов в Хай-Торе.
— Дети скоро привыкнут к переменам, — заметил Бенедикт.
Я подумала: «Да, им придется привыкнуть. Тебе необходимо продемонстрировать своему избирательному округу свое счастливое семейство».
После этого разговор свелся к светской болтовне, мало интересовавшей меня и совершенно мне не запомнившейся. Но за это время я успела ощутить какое-то напряжение между супругами и подумала, что с этим браком не все обстоит так, уж блестяще. Меня удивляло, зачем он вообще женился. Я видела его со своей матерью — у них были совершенно иные взаимоотношения. Но вот с Селестой… с его стороны полностью отсутствовала какая бы то ни было страстная влюбленность. Мне даже показалось, что он относится к ней несколько свысока. Что же касается Селесты, то было ясно, что она безнадежно влюблена в этого человека.
57 
