— Шеннон, ты не наелась? — спросил Бич.
Она вздрогнула и посмотрела на свою пустую тарелку. Бич услужливо поднес ей миску с бисквитами.
— Я пыталась вспомнить, когда я в последний раз видела посудный сервиз и всевозможные салфетки, — сказала Шеннон. — Все выглядит так красиво, что я даже о еде забыла.
— Тем не менее ешь. Ты слишком худенькая.
— Я только и делаю, что ем, с того времени, как ты появился, — пробормотала она.
— Очень хорошо. Когда я тебя увидел первый раз, ты была еще более тощая.
— Откуда ты знаешь? — строптиво сказала Шеннон. — Я ходила в мужской куртке и брюках.
— Знаю.
Бич бросил искоса такой взгляд на Шеннон, что ей расхотелось спорить и возражать. Судя по блеску в его глазах, желание, которое он испытывал к ней, не стало ни на йоту слабее.
Калеб опустил глаза на тарелку, скрывая удивление. Было очевидно, что Бича Шеннон интересует как женщина. Ясно было и то, что Бич не делил ложа с этой изящной девушкой, которая могла быть, а могла и не быть вдовой. В их отношениях не чувствовалось непринужденности, свойственной любовникам.
Но их, безусловно, влекло друг к другу. Казалось, в воздухе проскакивала искра, когда Бич бросал взгляды на Шеннон; как, впрочем, и тогда, когда Шеннон смотрела на Бича.
Бич говорил Калебу, что, по всей видимости, Молчаливый Джон погиб. Шеннон вообще ничего не говорила о своем исчезнувшем муже.
Калеб полагал, что именно отсутствие доказательств гибели Молчаливого Джона удерживало Бича и Шеннон от того, чего оба хотели. На Западе многие люди умирали, и об их смерти не знал никто, кроме Господа Бога, тем более если человек был совершенно одинок или был таким охотником за людьми, как Молчаливый Джон.
— Бич рассказывал, что у вас есть хижина в долине Эго, — нарушил молчание Калеб.
— Да, к северу от развилки в районе ручья Аваланш, — подтвердила Шеннон.
— Помню, я гонялся там за Рено несколько лет назад, — сказал Калеб. — Отличные места, если только привыкнуть к высоте.
Шеннон улыбнулась:
— Первое время, как я сейчас вспоминаю, я задыхалась и чувствовала себя так, словно таскала на себе мешок с мукой.
— Там трудно выращивать что-то себе на пропитание, — заметил Калеб.
— Трудно — не то слово, — подхватила Шеннон. — Иногда последние весенние заморозки от первых зимних отделяет промежуток не более шести недель.
— Вам, должно быть, так одиноко, ведь, кроме вас, там нет женщин, — вступила в разговор Виллоу.
Намазывая джем на бисквит, после некоторых колебаний Шеннон медленно сказала:
— Одиночество будешь испытывать тогда, когда о ком-то тоскуешь. Я не оставила никого, кто мне был бы дорог, когда уезжала на Запад.
— Но вам так много времени приходится быть одной, — не отступала Виллоу.
— У меня есть Красавчик.
— Красавчик?
— Это огромный, злой и страшный полукровка, помесь пса с волком, — вмешался Бич. У него сейчас несварение желудка, и мы оставили его на попечение шамана.
Калеб усмехнулся. Бич успел рассказать ему о Калпепперах.
— Говоришь, несварение желудка? — переспросил Калеб. — Ты это так называешь?
— Да! — отрезал Бич. — От Калпеппера, которого он пытался съесть, вырвало бы и скунса.
— Честное слово, Рейф! — воскликнула Виллоу. — Как ты можешь этим шутить! Ведь ты был у них на мушке.
— Ну, не тогда, когда прыгнул на них. Китайские приемы оказались для них такими же неожиданными, как и мой кнут.
Шеннон кашлянула:
— Если бы вы видели, какие чудеса он вытворял, вы бы перестали за него опасаться. Он расправился с ними раньше, чем я успела глазом моргнуть.
— Все равно, мой большой брат, — пробормотала Виллоу, — когда-нибудь ты вздумаешь откусить больше, чем способен прожевать.
— Это уже однажды случилось, — сказала Шеннон, — на Лугу гризли.
Калеб резко повернулся к Шеннон. Она уже успела заметить, что Калебу присуще удивительное проворство. До этого она полагала, что самым быстрым человеком был Бич, но теперь не сомневалась, что Калеб превосходил его в этом отношении.
— А что произошло? — спросил Калеб у Шеннон.
— Бич, вооруженный одним лишь кнутом, решил сразиться с гризли.
Калеб озадаченно посмотрел на Бича:
— Боже милосердный! Я думал, ты поумнее.
— Собственно говоря, это была не моя идея, — возразил Бич. — Я спокойно мылся и вдруг услышал, что Красавчик вступил на тропу войны. Я обернулся и увидел стоявшего на задних лапах огромного медведя. Со мной был только кнут, поэтому я и пустил его в ход.