Наконец Ланс прошептал мне:
— Кларисса, дорогая, я не могу оставить тебя в стороне. Ты должна принять участие. Я хотел, чтобы ты разделила…
Сердце мое забилось быстрее:
— Ты о чем?
— Я купил для тебя акции. Ты должна принять участие. Все, кто может, должны участвовать.
— Что ты говоришь?
— Я устроил так, чтобы пять тысяч фунтов из твоего наследства от Хессенфилда вложить в «Компанию».
— Что ты устроил?
Я отпрянула от него, но он притянул меня к себе и стал целовать лицо, шею.
— Я говорил об этом с Грендаллом, — сказал он. Грендалл был адвокат, который вел мои дела по наследству Хессенфилда. — Он хотел получить твое согласие, но так как я твой муж, он довольствовался моим. Я должен был это сделать для тебя, Кларисса.
— Пять тысяч фунтов, — пробормотала я. — О, Ланс… как ты мог!
— Разве я могу стоять в стороне и смотреть, как все делают себе состояние, а моя маленькая Кларисса не участвует в этом?
Несколько мгновений я не могла выговорить ни слова. Это составляло половину суммы, которую мне оставил отец. Мной овладел бешеный гнев во-первых, потому, что я ненавидела эту игру, которая возбуждала его больше, чем я, и он мог забыть про меня, когда им овладевал азарт; во-вторых, потому, что он посмел действовать, не посоветовавшись со мной.
Ланс попытался успокоить меня, прижимая к себе мое дрожащее тело. Я оттолкнула его и села на кровати.
— Как ты посмел! — закричала я. — Ты не способен противиться этому зуду. Если хочешь и дальше рисковать деньгами, ограничивайся, пожалуйста, тем, что имеешь сам.
— Кларисса, дорогая, ты действительно сердишься на меня? Подожди и увидишь, что это принесет тебе.
— Я не намерена расстрачивать свое состояние, а ты не имеешь права обращаться со мной и с моим имуществом как со своей собственностью.
— Я люблю тебя. Я только хотел сделать для тебя как лучше.
Я спрыгнула с кровати. Мне хотелось убежать от него, чтобы он не начал успокаивать меня и ласкать до тех пор, пока не добьется, что я прощу его и забуду обо всем. Было важно, чтобы он понял, что я чувствую и насколько возмущена его поступком.
Ланс лежал, опершись на локоть и глядел на меня со снисходительным видом, таким знакомым мне. Он отказывался допустить, что я серьезно осуждаю его, и пытался отбросить все это как не стоящее внимание. Но для меня это было очень важно.
— Не думай, что несколькими нежными словами тебе удастся успокоить меня.
— Ляг в кровать, и поговорим разумно. Ты простудишься, стоя там.
— Не лягу. Мне нужно подумать, что мне делать. Я хочу побыть одна.
Я направилась в туалетную комнату, в которой стояла кушетка.
— Не собираешься же ты спать там?
— Я сказала тебе, что хочу побыть одной.
— На этой кушетке очень холодно и жутко неудобно.
Я не обратила на него внимания и пошла в туалетную комнату. Я вся дрожала, но не от холода.
В ту же минуту Ланс оказался рядом и обнял меня.
— Если ты настаиваешь на том, чтобы спать отдельно, есть только один выход… вернее, два. Или я должен предложить тебе кровать, а сам лечь на кушетку, или я должен воспользоваться правами мужа и снести тебя на кровать. Что ты выбираешь, Кларисса? Пожалуйста, выбери второй вариант, ведь мне будет очень неудобно на этой кушетке.
Он засмеялся, и, несмотря ни на что, я вдруг тоже засмеялась. Это было на него похоже — внести смешную ноту в серьезную ситуацию.
Ланс подхватил меня на руки и отнес на кровать. Я сразу же вспомнила нашу первую ночь, когда он так же нес меня на кровать. Тогда я дрожала от предвкушения, сейчас — от гнева.
Мы лежали рядом. Он обвил меня рукой. Я знала, что он пытается вызвать во мне желание; акт любви должен был помирить нас. Ланс думал, что так будет всегда. Так бывало, когда он возвращался домой после ночной игры. Но на этот раз я не собиралась быстро сдаваться.
— Не пытайся меня уговорить, Ланс.
— Хорошо. Обещаю не уговаривать. Скажи мне только, что больше не сердишься на меня.
— Но я сердита, очень сердита. Я хочу подумать. Я отодвинулась от него на край кровати и твердо сказала:
— Спокойной ночи. Он вздохнул.
— Спокойной ночи, дорогая. Завтра все будет казаться другим.
Я не ответила. Он с уважением относился к моему желанию быть одной, и так мы лежали каждый на своем краю кровати.
Я пыталась найти какое-то решение. Меня приводило в ярость то, что он посмел тронуть мои деньги; ему не удалось бы проделывать такие трюки с деньгами, которые оставила мне мать, потому что сначала ему пришлось бы говорить с Ли, а я была уверена, что Ли никогда не допустил бы этого.