Перед ним, как и предполагалось, раскинулось пустое вертолетное поле, над которым нависала одна из башен Храма. Крупная площадка, двадцать на двадцать метров, совершенно невидимая снизу, с посадочной люминесцентной разметкой. Сейчас она была заставлена бочками, ремонтным оборудованием для летательных машин и ящиками. В центре площадки белел, помигивая зелеными огоньками, сам посадочный круг. Стивен поднял голову, замечая, что к стенам, видневшимся за площадкой, словно страшные хищные насекомые, прицепились три автоматические зенитные установки.
В висках глухо пульсировал набат, ритмично отбивающий мелодию сражения. Этот гул, этот барабанный бой в ушах означали только одно — теперь он действительно стал самим собой. Только теперь, когда все клеточки его тела стали охвачены огнем и азартом битвы, как молниеносный пожар охватывает высушенный лес в жаркий день августа. Он ощущал себя оружием, пролежавшим в промасленной тряпице много лет. Оружием, наконец извлеченным на свет, протертым, заново смазанным и заряженным. Каждая деталь которого сидела как влитая, а единение их предназначало его жизнь лишь для одного — идти вперед, оставаться живым и убивать. Ощущение было нестерпимо сладким и одновременно ужасным, словно он только что узнал о себе нечто плохое, неугодное Богу, на которого сейчас работал. Но поделать с накатившим чувством Стэнделл не мог совершенно ничего. Он был пружиной, наконец-то развернувшейся пружиной. Сердце работало, как великолепно собранный двигатель, дыхание не сбивалось даже на бегу, мышцы наслаждались приятной тяжестью. Полыхающие глаза ловили любое движение, а взгляд пронзал ночь, словно та была освещена сотней сигнальных ракет. В эту минуту он действительно верил, что способен дойти куда угодно, хоть подняться к Престолу, хоть отправиться в пустоши Ада — дойти, выполнить свою миссию и вернуться невредимым…
— Давид, сокращайте дистанцию, сектор чист. — Стив выждал, пока на уровень не поднимутся еще двое, а затем переместился немного вперед. Вскинув бинокль, принялся изучать находящуюся ярусом выше башенку передатчика и диск радара.
— Давид на позиции, можно продолжать движение.
— Иеремия на позиции, закончили второй подъем.
Стив пригнулся и побежал вперед, не сводя глаз со сканера, на огромной скорости петляя между бочками и автокарами.
— Давид, это Цербер. Курс на полсотни шагов левее башни. Поднимаемся к застекленной колоннаде и следуем вдоль нее параллельно курсу «Иеремии».
Храмовники вновь рванулись вперед. Сначала Стэнделл, за ним основная группа, и замыкал капеллан, не спешивший покидать свою снайперскую позицию до последнего момента. Черные тени призраками пересекли площадку, сгруппировавшись у очередной стены. Вновь захрустели взведенные тетивы, хлопки выстрелов наполнили ночь, болью отозвавшись в натруженных руках. Господи, вдруг подумал Стивен, да мы ведь словно штурмуем небеса…
19:1:5 Вновь подъем, с каждым разом все более сложный, узкая площадка. Справа — покатая стена из желтого матового стекла, дивной красоты резные колонны, слева — многометровая пропасть, на дне которой мертвая земля окружающей Храм пустоши. Пригибаясь и цепляясь за каждый выступ стены, тамплиеры бежали по узкому козырьку, вытянувшись в колонну по одному.
— Цербер, это Давид-четыре, — раздался в шлеме Стэнделла голос капеллана. — Занял превосходную позицию, веду наблюдение за открытым подвесным мостом внутри здания. Даю запрос на сохранение позиции.
— Вас понял, Давид-четыре, сохраняйте позицию до потери группы из зоны видимости. — Стив прикинул длину козырька — тот проходил практически через весь храм. Фактически, они уже достигли самого верхнего яруса. Сейчас над головой возвышались только четыре башни да несколько отдельных надстроек. Теперь оставался лишь рывок к высочайшей из них, осуществленный с двух сторон, и прорыв внутрь.
— Давид, это Иеремия-один, мы на позиции, начинаем продвижение. Расчетное время прибытия к башне — четыре двадцать две. Мы… о, Господи! Давид! — ночную тишину внезапно раскололи оглушительно-тяжелые пулеметные очереди и последовавшие вслед за ними крики людей. — Мы наткнулись на автоматическую систему защиты, — через трескотню ответных тамплиерских выстрелов голос Хэйворда был едва различим. — Про… о, мой Бог…
Голос храмовника оборвался, сразу после этого раздался громкий взрыв, напоминающий хлопок гигантской ладони, за ним скрежет металла. Давид замер на своих позициях, переглядываясь. Высокая резная стена и угол небольшой башни скрывали от отряда происходящее со второй группой, да вот только сполохи пламени и дым, медленно вытекающий снизу, говорили за себя.