Последние отзывы

  49  

— Шарон… — угрожающе произнес Роберт.

— Нет… Нет, я никогда не смогу вообразить Фрэнка отцом моего… нашего ребенка, — непроизвольно поправилась она. — Ни я, ни кто другой.

Какое-то время Шарон отвлеченно стояла у окна. Внезапно прежняя боль безжалостно охватила ее душу.

— Но Роберт, как же мы все-таки выдержим это? — резко спросила она, обернувшись к нему. Ее глаза выдавали гнетущее страдание. — Мы ведь не любим друг друга. — Голос ее задрожал. — Мы даже не питаем друг к другу симпатии…

— Мы выдержим это, потому что должны — ради него или нее, — сумрачно произнес Роберт, выразительно взглянув на ее живот. Он перебросил ключи от машины из одной руки в другую. — Я занесу вещи наверх и потом съезжу в деревню за водой. Оставлю твой багаж в главной спальне. Я буду спать в другой…

На вилле были только две спальни, одна чуть побольше — ее называли главной, другая поменьше. Ванная была только одна, и чтобы попасть в нее тому, кто жил в маленькой спальне, нужно было обязательно пройти через главную. Сильвия раньше всегда говорила, что обязательно устроит вторую ванную, но до этого у нее так и не дошли руки.

Не дожидаясь ответа, Роберт направился к двери.

Позади виллы располагался затененный вьющимся виноградом внутренний дворик. Тем летом, когда Шарон жила здесь со своими родителями, они почти всегда ели там. Как, ради всего святого, она собирается вытерпеть эти две недели здесь наедине с Робертом? Если она не может вынести даже мысли о том, чтобы провести вместе две недели, то как она собирается жить с ним всю последующую жизнь? Утомленная, она пошла наверх.

Жена Марка, согласно пожеланию Роберта, приготовила им две отдельные постели. Что подумала эта шустрая, глазастая бабенка о молодой паре, собирающейся провести свой медовый месяц в разных спальнях? Шарон вяло размышляла об этом, стаскивая одежду, чтобы смыть с себя в душе дорожную пыль. После она тщательно привела себя в порядок перед зеркалом и легла в кровать под душистые, пахнущие лавандой, прохладные простыни.

Шарон удовлетворенно улыбнулась себе, натянув платье из тонкого батиста, и взглянула в окно. Небо было прекрасного чисто-голубого цвета, обещая еще один солнечный день.

Она почувствовала это, когда поправляла складки платья. Короткое слабое ощущение, словно лепесток цветка коснулся ее кожи. Она сразу поняла, что это, и непроизвольно позвала Роберта.

— Скорее!

— Что такое? Что случилось? — немедленно откликнулся он, распахивая дверь в спальню и замерев на пороге.

Какое страшное испытание — быть здесь вдалеке от всех наедине с Робертом, Она готовилась к тому, что это обязательно выявит всю порочность их отношений, подтвердит заведомую противоестественность их совместной жизни. Неудивительно, время в Тоскане летело так быстро…

Ее тело, утомленное испытаниями предсвадебных недель, стремилось лишь расслабиться, насытиться живительным воздухом и солнечным светом. Инстинкт требовал от нее не сосредоточиваться на своей антипатии к Роберту, но беречь и лелеять новую, с каждым днем набирающую в ней силу жизнь. Да, временами у нее сердце разрывалось из-за того, что она потеряла, из-за того, чего у нее никогда не будет, чего они оба лишились, приговорив себя к браку без любви… Тогда ее мучило безысходное, смутное чувство утраты и отчаяния.

Как ни странно, не о Фрэнке думала она в такие минуты — его образ, память о нем, которые она бережно хранила с раннего отрочества, казалось, больше не спасали ее в тяжелую минуту.

— В чем дело? — повторил Роберт уже поспокойнее.

Она бессознательно залюбовалась тем, как прекрасно смотрится он в легких светлых шортах и белой футболке. Голые, до черноты загорелые ноги, такие сильные для человека, работающего за письменным столом, руки… Шарон вдруг ощутила незнакомое острое чувство.

Ей показалось, что она вдруг увидела его совершенно иначе, словно вошла в заветную комнату, где все знакомые, привычные предметы оказались на других местах, и она впервые оценила их в новой обстановке, — увидела и поняла, что таила от себя их истинное очарование.

Сердце Шарон забилось быстрее.

— Тебе нехорошо? — Роберт подошел к ней вплотную. С самых первых дней здесь он настаивал, чтобы она по утрам оставалась в постели, пока он не принесет ей чашечку чая и немного печенья. Поначалу Шарон взбрыкивала, ее раздражало, что она позволяет так себя разнеживать. Она ядовито напоминала Роберту, что знает причину такой ревностной заботливости, что все это не ради нее, а ради ребенка. Но совсем недавно она поймала себя на том, что исподволь ей очень даже нравится, что он ее так балует. Это чувство, подкравшееся незаметно, застигло ее врасплох.

  49